«На что мы размениваем музей блокады»

«Фонтанка.ру» опубликовала статью Владимира Петровича Яковлева «Почему я против музея блокады на Смольной набережной». Первое, что бросилось в глаза при чтении этого текста, – это обилие фактических неточностей.

Перечислю только те, что относятся к моей компетенции как автора архитектурного проекта. Владимир Петрович пишет о «бетонных кубах», хотя на самом деле объемы не кубические и не бетонные, а каменные. Историк недоумевает, «для чего нужны пять этажей Института памяти», хотя в проекте Институт памяти занимает два этажа. Он задается вопросом, «чем авторы хотят наполнить пятиэтажки» возвышающихся над холмом объемов, тогда как эти объемы возвышаются над холмом всего на десять метров. Строительство музея, по Яковлеву, обойдется в 12 млрд рублей, в то время как сметный расчет показывает вдвое меньшую цифру: 6 млрд рублей, из которых 4,5 млрд – строительство собственно здания, 0,6 млрд рублей – благоустройство прилегающей территории и подводка инженерных сетей, 0,9 млрд рублей – создание экспозиции. При этом 1,4 млрд рублей поступают из городского бюджета, остальное – из федерального.

Я не буду гадать, передергивание ли это фактов или просто небрежность автора, который оппонирует проекту, не удосужившись с ним ознакомиться. Потому что не это главное, главное – негативный пафос статьи, зримо перевешивающий конструктивные предложения.

Вроде бы В. П. Яковлев ратует за «возвращение блокадной памяти ее родового места», за развитие музея в Соляном городке. С этим трудно не согласиться и, возможно, это был бы идеальный вариант. Но только не надо умалчивать о том, что реализация этого плана будет стоить минимум 15 млрд рублей с учетом реставрации полуаварийного памятника, а также передислокации военных и строительства для них нового здания. Как эксперт я оцениваю продолжительность реализации проекта в Соляном городке в десять лет. Боюсь, что многие из ныне здравствующих блокадников просто не доживут до открытия обновленного музея. А еще велик риск того, что проект завязнет в организационных и финансовых сложностях, как это нередко случается вопреки самым благим намерениям. Тогда нынешний музей в Соляном городке (с его площадью в 1000 квадратных метров) еще долго будет олицетворять собой «областную судьбу» нашего города.

На мой взгляд, гражданская позиция заключается именно в том, чтобы выбирать вариант, трезво осознавая сопряженные с ним риски. Историка Яковлева соображения о рисках не беспокоят, потому что, как явствует из его текста, у нас уже все есть: «у нас есть память обо всех местах боев, «архипелаг музеев», и попытки собрать все в одном, не блокадном месте, уничтожат память о блокаде. (…) Блокадная память везде, должно быть так, а не в общей куче». Эти утверждения настолько предвзяты и бездоказательны, что я воздержусь от комментариев. Лучше приведу еще цитаты, они говорят сами за себя: «Объявлен сбор воспоминаний, это не впервые. В 1990-е годы студенты Института культуры обходили блокадников и, вместе с музеем посмотрев тексты, деликатно вернули их авторам, посоветовав создавать домашние архивы, что и правильно».

В 1993-2000 годах В. П. Яковлев занимал в правительстве Петербурга пост министра культуры, значит, не без его ведома воспоминания блокадников «деликатно вернули авторам». А теперь ответим себе на вопрос, почему мемориал Холокоста Яд ва-Шем в Иерусалиме уже многие годы собирает по всему миру любые документальные свидетельства о жертвах катастрофы, а в Петербурге пожелтевшие исписанные вручную тетради находят на помойках после смерти их обладателей? Кстати, Яд ва-Шем посещает 1 000 000 человек в год, музей в Соляном переулке – 40 тысяч, и это вместе с «программными» экскурсиями. Спроектированный нами музей рассчитан на 600-800 тысяч посещений в год, 2500 человек в день. Это ответ на вопрос Яковлева о том, зачем нужны 15 тысяч (а на самом деле 8 тысяч) квадратных метров неэкспозиционных площадей – они необходимы для создания качественной инфраструктуры приема посетителей.

Еще одна цитата: «Поражает будущий культурно-образовательный центр: организация курсов профессионального развития для педагогов, разработка учебных программ… В школьных и вузовских учебниках о блокаде – меньше страницы, – слишком страшно сочетание героизма и миллионов безвинных жертв. Кого же и как долго хотят образовывать? Сегодня достаточно было бы лектория в Соляном, дистанционного образования». Осмелюсь спросить: так, может, культурно-образовательный центр и призван восполнить брешь в учебниках? Или правильно адаптировать историю для будущих граждан этой страны, оберегая их от «страшного сочетания героизма и миллионов безвинных жертв»?

Как сын блокадников и отец четверых детей я кровно заинтересован в создании полноценного комплекса, который будет аккумулировать, актуализировать, осмысливать и представлять память о блокаде. Мои родители – и отец, и мать – провели в осажденном городе все девятьсот дней. Голодали, теряли родных и близких, работали на победу, чудом выжили. В апреле 1942 года мать, рослая шестнадцатилетняя девушка, весила 30 килограммов. Сегодня ей 92 года, она написала леденящие душу воспоминания о жизни в блокадном Ленинграде и мечтает дожить до открытия музея. Пусть не покажутся парадоксальными мои слова, но еще в большей степени, чем ветеранам, необходим этот музей подрастающему поколению. И нравится нам это или нет, представление истории в этом музее должно учитывать особенности восприятия людей информационной эпохи. А еще этот музей нужен всем тем, у кого, в отличие от Владимира Петровича, нет семейных воспоминаний о блокаде, тем, кто о ней вообще ничего не знает. Он нужен стране как зримое воплощение нашей коллективной памяти о страшной и героической странице истории, как исполнение нашего сыновнего долга перед всеми, кто погиб и кто выжил.

Он нужен миру.  Я убедился в этом, когда после презентации проекта на Всемирном фестивале архитектуры в Амстердаме, еще задолго до принятия решения Большим жюри конкурса, к нам стали подходить из зала, пожимать руки, поздравлять с прекрасным проектом. У нас были очень серьезные конкуренты, но лучшим культурным проектом мира был признан наш Музей блокады. Этого никогда не произошло бы, если бы он напоминал мемориал в Танненберге – уж что-что, а историю мировой архитектуры международное жюри знает. Напротив, формулировка Большого жюри подчеркивала «оригинальность архитектурного решения и непохожесть Музея блокады на другие музеи, притом что петербургский проект остается в типологии «музеев катастроф», продолжая ее новым образом». Хочу еще подчеркнуть, что в жюри WAF входят не только архитекторы, но и деятели культуры, и потому ракурс профессиональной оценки проектов пополняется гуманитарной точкой зрения. Иными словами, жюри смотрит на пространство музея глазами его будущих посетителей: удобно ли оно организовано, выразительно ли, интересно ли там будет человеку.  Я горжусь победой в этом конкурсе – ее невозможно купить, выпросить или получить «по знакомству». По сути, эта победа – первый шаг на пути к популяризации нового музея во всем мире, ведь публикации о проекте-победителе широко распространяются международной прессой, и не только узкопрофессиональной. Будет жаль, если это признание будет выброшено на ветер. Второго такого успеха может и не случиться.

Но вернемся к В. П. Яковлеву, который бьет проект наотмашь по всем составляющим – по местоположению, по архитектуре, по концепции музейной экспозиции. При этом он апеллирует к авторитету Михаила Борисовича Пиотровского: «только его (Пиотровского) выступление на президентском Совете по культуре заставит, надеюсь, услышать и другую, историческую, музейную, а не только архитектурную точку зрения». Для тех, кто не в курсе, сообщаю, что на президентском Совете по культуре М. Б. Пиотровский сказал следующее: «Музей в Соляном городке – это целая большая часть нашей истории. Для того, чтобы он выжил рядом с новым музеем, который строится по прекрасному проекту, нужно всего лишь выкупить помещения у министерства обороны». В. П. Яковлев, напротив, предлагает «объединить все памятные места обороны и блокады в Санкт-Петербурге и Ленобласти в один «Музей обороны и блокады Ленинграда» в системе министерства обороны».

Получается, что они с Пиотровским придерживаются противоположных точек зрения. Как же предлагает господин Яковлев распорядиться вакантным местом в излучине Невы, местом, по своей градостроительной ценности эквивалентным стрелке Васильевского острова? Он видит здесь некий «театрально-концертный центр». Замечу, во-первых, что ими наш город не обделен, и важность такого объекта для социума не сопоставима с Музеем обороны и блокады. Во-вторых, как подсказывает жизненный опыт, в случае коммерческого строительства гипотетический театрально-концертный центр легко может обернуться очередным коммерческо-развлекательным комплексом картонной архитектуры и необъятных площадей.

А может и так: место останется пустым. Об этом – высказывание В. П. Яковлева на пресс-конференции в «Росбалте» во время прошедшего Культурного форума: «И почему, собственно, люди, купившие дорогую недвижимость в «Смольном парке», должны наблюдать это (Музей блокады) из окон своих квартир?» Для справки: ЖК «Смольный парк» – закрытый клубный квартал премиум-класса, квартиры в котором продавались по цене от 40 до 120 миллионов рублей. Я не буду строить домыслов о том, почему господин Яковлев так печется об интересах обитателей элитного квартала. Но так уж получается, что каждый оппонент строительства Музея блокады на Смольной набережной вольно или невольно разменивает социальный и культурный проект на ничем не замутненный вид на Неву для нескольких очень богатых людей.

Никита Явейн, руководитель Архитектурного бюро «Студия 44»

27.12.2018, 1517 просмотров.