«Месмахер отказался целовать руку великой княгине — за что был лишен гонорара» – правнук архитектора о династии

Sobaka.ru продолжает рассказывать о наследниках больших фамилий. В этом выпуске –  Михаил Кондиайн, правнук лучшего петербургского архитектора эпохи историзма Максимилиана Месмахера и коллега своего прадеда. Автор Новой сцены Александринского театра объяснил, почему первый директор Училища Штиглица эмигрировал из царской России.

Какие сооружения своего прадеда вы особенно цените?

Максимилиан Егорович построил замок Александра III в крымской Массандре, дворцы великих князей Алексея Александровича на Мойке (Дом музыки) и Михаила Михайловича на Адмиралтейской набережной, отделал интерьеры в особняке Половцова на Большой Морской улице (Дом архитектора), во дворцах великих князей Владимира Александровича на Дворцовой набережной (Дом ученых) и Павла Александровича на Английской набережной. Но его, пожалуй, главная работа — Музей Училища барона Штиглица с залами в стилях от Франциска I до Людовика XVI, Рафаэлевской галереей, залом «Теремок» в русском стиле, а также совершенно выдающимся атриумом с гигантским стеклянным куполом, первым подобным в России, конструкцию которого Месмахер рассчитал сам. Мне лично очень дорог его менее известный проект, здание Архива Государственного совета (Архив ВМФ) на Миллионной улице, напротив подъезда с атлантами Нового Эрмитажа, — там была проделана колоссальная работа по созданию микроклимата для хранения документов. Это близко мне, потому что, по моему мнению, архитектор — не человек, рисующий фасады, а тот, кто влияет на стиль жизни. Такой подход к работе включает в себя разработку архитектуры, конструкции, вентиляции, электрики, водопровода, освещения, интерьеров. Разумеется, архитектор не должен сам знать и делать все, но он может контролировать и координировать работу специалистов множества профессий, задавая идеологию объекта.

Вы помните моменты в детстве, когда, гуляя по городу, узнавали, что ваш прадед построил вот этот дворец, и вот этот тоже?

Да, помню, конечно. Бабушка, дочь Месмахера Элеонора Максимилиановна Кондиайн, уделила много времени и сил моему воспитанию и часто рассказывала мне о нем. Максимилиан Егорович в возрасте пятидесяти лет женился на своей ученице по Академии художеств Варваре Андре, очень талантливой художнице, занимавшейся майоликой и изразцами, — причем предложение сделала ему она, сам он говорил, что так никогда и не решился бы на это. К тому времени он давно уже был академиком архитектуры, обожаемым студентами профессором, первым директором Центрального училища технического рисования барона Штиглица — железнодорожный магнат и банкир, которого называли «русским Ротшильдом», именно по совету Месмахера выделил в качестве благотворительного жеста 1 миллион рублей на его создание, а затем завещал еще 9 миллионов на развитие и формирование коллекции декоративно-прикладного искусства, на которой могли бы учиться будущие художники. В 1897 году неожиданно испортились отношения Максимилиана Егоровича с его многолетним покровителем статс-секретарем императора Александром Половцовым — женатый на приемной дочери Штиглица и постоянно занимавшийся разнообразной коммерческой деятельностью, он в какой-то момент потребовал средства из неприкосновенного фонда, оставленного училищу бароном. Половцов обратился к царю, и Николай II подписал соответствующее распоряжение — прадед выдал деньги и тут же подал в отставку с поста директора Училища Штиглица, что стало для самого него трагедией. Не смог перешагнуть через свои представления о долге, которые с сегодняшней точки зрения могут казаться гипертрофированными. Вместе с женой Месмахер переехал в Германию, построил себе особняк под Дрезденом, но в 1906 году умер во сне, когда бабушке было всего семь лет, — думаю, сказались тяжелые переживания из-за всей этой истории. Его вдова с двумя детьми решила вернуться на родину.

Каким вашей бабушке запомнился ее отец?

Ее главные воспоминания были о том, как много он работал — это была его жизнь. Очень трепетно относился к своим студентам: к заболевшим лично приезжал домой с бутылкой кагора, лекарства от всех болезней, чтобы убедиться, что они находятся в человеческих условиях. Был чрезвычайно щепетилен в вопросах чести: очень много строивший для Романовых, он как-то отказался поцеловать руку одной из своих заказчиц, великой княгине, за что был лишен гонорара. Свой поступок объяснил тем, что целует руки только жене и матери.

Известно, что Максимилиан Егорович не всегда был в восторге от общения с августейшими заказчиками.

Да, бывало всякое. Когда он достроил Массандровский дворец под Ялтой для Александра III, приезда хозяина ждал больше месяца и однажды отлучился порисовать с натуры, попросив привратника послать за ним, если царь появится. Император приехал, подождал 15 минут архитектора, который уже должен был вручить ему ключи от готового дворца, и уехал.

Ваша бабушка продолжила творческую династию?

Она окончила Академию художеств, в которой училась у Петрова-Водкина, была художником-иллюстратором детских книг и оформителем учебников для народов Крайнего Севера. Вышла замуж за астрофизика Александра Александровича Кондиайна, который много занимался вопросами древней оккультной науки — исследовал, как она может быть использована в медицине, математике, физике. Тема интереснейшая, но именно за ее изучение в 1937 году были расстреляны не только он и его коллеги, но даже куратор их научной группы в НКВД. Бабушка тоже пострадала из-за этого — была репрессирована как ЧСИР, член семьи изменника Родины. Причем здесь проявились унаследованные ею от отца представления о чести — она не сказала следователям о том, что уже несколько лет к тому времени была в разводе с мужем. Считала, что иначе не поверят ее словам о его невиновности. И провела в лагерях и на поселении восемнадцать лет. Была очень оптимистичным человеком и говорила мне, что это были лучшие годы ее жизни, потому что в заключении она встретила весь цвет нации — при всем том ужасе, который, конечно же, сопровождал жизнь в ГУЛАГе, ее воспоминания о нем очень отличались от того, о чем писал, например, Солженицын, прежде всего с точки зрения отношений между заключенными. Меня в юности очень увлекала тема научных интересов деда, потому что в ней сосредоточены чрезвычайно важные знания, на которых можно построить настоящее мировоззрение.

Возникает вопрос, почему же вы не стали заниматься этой темой.

Вполне осознанно. Я понял, что в эту область нельзя погружаться, пока человечество еще не готово: недаром это знание хранится под замком и выдается нам лишь нужными дозами. Там действуют очень мощные энергии, и если их разбудить, то можно наделать много вреда, в том числе и самому себе — что и показал пример моего деда.

Как у вас появилось желание пойти учиться на архитектурный факультет?

Это произошло совершенно случайно. Мои родители — геологи, в детстве и юности я много раз ездил вместе с ними в экспедиции на Полярный Урал. И даже не представлял себя никем иным, кроме как продолжателем дела отца и матери. Но когда перешел в десятый класс, мой приятель готовился поступать в МАРХИ, Московский архитектурный институт, и, сидя с ним на даче, я от скуки тоже стал рисовать, хотя до этого вообще не занимался в художественной школе. Затем сопровождал его в Москву на экзамены и, когда увидел на стенах студенческие работы — масштабные, современные архитектурные проекты, подобных которым на улицах у нас не было, — они произвели на меня огромное впечатление. В этот момент я и вспомнил, что мой прадед и тетя — архитекторы. Год потратил на подготовительные курсы и благополучно поступил в ЛИСИ на архитектурный факультет.

А члены приемной комиссии понимали, чей вы правнук?

Конечно нет. Я и тогда, и в последующие годы никому особенно не рассказывал о своих корнях. В 1978 году окончил ЛИСИ и распределился в «Гипроторг», в мастерскую Юрия Земцова — уже тогда очень известного архитектора. Как только в 1989 году была разрешена частная архитектурная практика, мы с ним и несколькими коллегами открыли свое бюро — были первыми в городе, у нас свидетельство № 1. Годы были сложные: чтобы что-то заплатить сотрудникам мастерской и прокормить семью, приходилось «бомбить» на машине по ночам. Года через три бюро превратилось в акционерное общество «Земцов, Кондиайн и партнеры». Очень важным заказом для нас стал отель «Невский палас» — австрийцы, осуществлявшие этот инвестиционный проект, пригласили нас потому, что еще за десять лет до этого мы разработали концепцию пешеходных пассажей с Невского проспекта на Стремянную улицу, получившую несколько премий, включая серебряную медаль Всемирной архитектурной биеннале.

Вы построили множество зданий — Новую сцену Александринского театра, апарт-отель у Михайловского замка, заметные жилые комплексы на проспекте Гагарина и в Смольном парке. Какими проектами особенно гордитесь?

Пожалуй, неосуществленным — конкурсным проектом аэропорта Пулково. Я и сегодня считаю, что наша идея, принципиально отличающаяся от реализованной концепции, была правильнее. Сейчас к существовавшему зданию Пулково-1 пристроен новый терминал, а мы предлагали построить два терминала для внутренних и международных рейсов, соединенных старым аэропортом Александра Жука как пересадочным между ними. Перед ними предполагались бизнес-центр, торговый центр и гостиница с большой подземной автостоянкой. Вокруг всего центрального ядра мы проектировали объездную дорогу, которая позволяла распределять тот поток транспорта, который сейчас стихийно скапливается в Пулково в одном месте. Это была очень удобная схема, позволявшая не просто сделать аэропорт, а создать настоящий хаб на Северо-Западе. Немецкая фирма, составившая задание для конкурса с одним большим терминалом и надеявшаяся получить контракт на строительство, ввела в заблуждение Валентину Матвиенко, сообщив ей, что наш проект вдвое дороже остальных. И когда тогдашний губернатор появилась на конкурсе, она даже не стала нас слушать, а просто сказала: «Что же вы сделали так дорого?» Развернулась и ушла. Членам жюри, звездам архитектуры Норману Фостеру и Кисе Курокаве наш проект понравился, но аппаратный вес Валентины Ивановны был больше.

Каково это, будучи именитым архитектором, участвовать в конкурсах, например в конкурсе на здание Мариинского-2, и проигрывать?

Мы люди в этом деле вполне закаленные, это нормальная практика. Конечно, бывает немного грустно от того, что проделанная бюро большая работа пропадает. В случае с Мариинским-2 мы предлагали скорее градостроительный подход: устроить площадь с фонтанами перед новым зданием театра, которая должна была служить открытым концертным залом во время фестиваля «Звезды белых ночей» — открывался бы вид на Новую Голландию и практически до Невы. А под этой площадью была запланирована подземная парковка на 500 машин.

Вы бывали в бывшем особняке прадеда в Дрездене?

Да, сейчас он поделен на пять больших удобных квартир. Когда я с женой и детьми приехал туда, нынешние хозяева даже пустили нас внутрь. Посетили, конечно, и могилу Максимилиана Егоровича.

У вас дома сохранились его работы?

Три-четыре акварели, не более. В основном я видел его эскизы и проекты в Училище Штиглица, очень много попало в Эрмитаж и музей Академии художеств, где посмотреть их можно было только на временных выставках. Но я воспитывался не на рисунках или проектах дворцов Месмахера, формировали именно ценности семьи, ее дух. И видимо, сформировали они не только меня: моя дочь Екатерина окончила архитектурный факультет Академии художеств и работает в бюро «Земцов, Кондиайн & партнеры».

Начало XVIII века
По линии матери Михаил Кондиайн — потомок династии морских офицеров и адмиралов Рыбаковых — Чайковских, которая началась еще в петровские времена с плотников. Композитор Петр Ильич Чайковский был одним из немногих в роду, кто выбрал для себя не связанную с морем сферу деятельности. 
1842
В Петербурге в семье немецкого каретного мастера родился Максимилиан Месмахер, окончивший знаменитую Петришуле и Императорскую академию художеств — Большая золотая медаль дала ему право на пансионерскую поездку по Европе. 
1882
Месмахер, как штатный архитектор Исаакиевского собора, разработал проект, устранявший последствия неравномерной осадки здания: всего шесть рабочих привели каждую из 48 многотонных колонн собора из наклонного в строго вертикальное положение. 
2017
В музее Академии художеств к 175-летию со дня рождения архитектора проходит выставка «Максимилиан Месмахер. Графическое и архитектурное наследие», на которой впервые рассказывается и семейная история его потомков.

Текст: Виталий Котов

Фото: Наталья Скворцова, Никита Мурузин, Андрей Белимов-Гущин, архивы семьи Кондиайн, архивы пресс-служб

Стиль: Эльмира Тулебаева

Прическа: Елена Веселова (Park by Osipchuk)

Источник: http://www.sobaka.ru/city/society/76903

16.08.2018, 1524 просмотра.