Архитектурный Петербург
электронный бюллетень

Информационно-аналитический бюллетень

Союза архитекторов Санкт-Петербурга,

Объединения архитектурных мастерских Санкт-Петербурга,

Ассоциация СРО «Гильдия архитекторов и инженеров Петербурга»

Главная / Статьи сайта / Никита Явейн: "Архитектура – дело коллективное"

Никита Явейн: "Архитектура – дело коллективное"

Никита Явейн, заслуженный архитектор России, действительный член Российской академии архитектуры и строительных наук, профессор Санкт-Петербургского Государственного Академического института живописи, скульптуры и архитектуры им. И. Е. Репина (Академии Художеств), руководитель Архитектурного бюро «Студия 44».

Сегодня в нашей мастерской, в «Студии 44», трудится более 150 специалистов различного профиля. Это много и по российским, и по мировым меркам. Почему так много?

Еще в 2003 году, когда был сдан в эксплуатацию Ладожский вокзал, а численность мастерской составляла всего 25 человек, мы пришли к одному очень важному выводу. Проектирование Ладожского вокзала всего за полтора года параллельно со строительством стало для нас тяжелым испытанием: в процессе проектирования и авторского надзора был занят весь состав мастерской, и этот бюджетный объект чуть не разорил нас. Тогда-то мы и поняли, что на крупном заказе может быть занято не более 25% специалистов. То есть, чтобы выполнять работы такого уровня, численность мастерской должна быть не менее 100 человек, из которых 75 человек заняты в менее престижных, но более прибыльных проектах.

«Большой вес» придает больше устойчивости. В этом есть свои сложности, но тем самым мы минимизируем риски, потому что проектирование общественных зданий (а их больше всего в нашем портфеле заказов) – вообще не особо прибыльное и очень нестабильное дело.

Когда штат компании большой, нужно постоянно следить за тем, чтобы не образовывалось «лишних» или недогруженных специалистов. У нас в составе бюро есть свои конструкторы и инженеры, но мы сознательно сводим их число к меньшему, чем это необходимо.

Во-первых, это позволяет держать штатных конструкторов в тонусе. Во-вторых, зачастую требуются инженеры с иными компетенциями, и тогда мы привлекаем субподрядные организации, хотя порою несем из-за этого определенные потери, так как эти организации порой находятся в очень зыбком состоянии – сегодня у них все хорошо, завтра – все очень плохо. В-третьих, я за то, чтобы ГАП исполнял все ГИПовские функции. В том числе, по контролю бюджета объекта. Потому что, если ты не контролируешь деньги, ты не контролируешь ничего. А вот когда видишь общую картину и главную цель, ты уже можешь, например, чем-то пожертвовать ради принципиального результата.

Я бы сказал, что в нашем бюро две основные возрастные группы. Первая – это мои однокурсники и близкие по возрасту люди. Вторая – молодые специалисты от 33 лет и младше, выпускники Академии, принятые на работу за последние 10 лет. Авторами проектов могут стать люди из обеих этих групп. Генерирование идей происходит примерно так: я собираю группу архитекторов, и мы начинаем по всем аспектам анализировать исходный материал, то есть, место, функцию, строительную программу.

В итоге приходим к основной идее, которая, как правило, сначала существует в вербальной форме. Потом она переводится в ручные эскизы или рабочие макеты и только после этого бригада садится за компьютеры. Мое личное участие в процессе иногда ограничивается словами: и на первом этапе, когда обсуждаем концепцию, и потом, когда я что-то правлю по ходу проектирования.

Архитектура из жизни

Все идеи в архитектуре дает сама жизнь. Нужно только осмыслить главную позицию и придать ей некую форму.

Так было с Олимпийским вокзалом в Сочи, ставшим, в какой-то мере, визитной карточкой нашей мастерской. Вокзалы мне очень интересны с детства - мой отец всю жизнь проектировал их. Моя дипломная работа – Ладожский вокзал в Ленинграде. Кстати, в измененной форме, спустя десятилетия, я воплотил свой замысел в жизнь. Дипломный проект 1977 года выглядит, конечно, фантастичнее, чем проект и реализация начала 2000-х, но принципиальная схема и прием остались. Такое упрямство мне свойственно: готов ждать хоть двадцать лет, но своего часа дождусь. Это очень помогает в жизни, особенно архитектору.

Заказ на проектирование Олимпийского вокзала достался нам достаточно случайно и на очень жестких условиях: сделать проект за несколько месяцев. Между прочим, я убежден, что хороший объект надо делать быстро, иначе слишком много начинаешь думать, потом заказчик решает что-то оптимизировать... А когда надо быстрее – то приходится «бежать стометровку». И если попадается приличный заказчик и добросовестный подрядчик, то все получается.

Для меня основа для проектирования вокзала – это направления пассажиропотоков. Проект Олимпийского вокзала тоже начался с материализации потоков. Образ птицы и прочая семантика появились позже. А вначале мы представили себе людские потоки в виде воды, которая должна беспрепятственно течь в нужном ей направлении. Если на пути появятся повороты под прямым углом, вода забурлит, следовательно – нужен плавный поворот. И на повороте надо сделать расширение, некую камеру. И вот наша проекция потоков отлилась в обтекаемую, аэродинамически выверенную форму, напоминающую птицу.

Конструкцию и форму вокзала задают навесы над перронами, чья форма – производная от траекторий движения. Поскольку весь окружающий Олимпийский парк строился по радиальной схеме, а геометрия железнодорожных путей тоже была криволинейной, появление здесь вокзала нелинейной, бионической архитектуры вполне естественно.

Интересно было работать над Дворцом молодежи в Астане, в котором государственный заказчик потребовал уместить невероятное сочетание функций – от научных секций, учебной киностудии и танцевальных залов до дворца бракосочетания, биржи труда и ресторана. В итоге мы «насадили» функциональные блоки друг на друга, а связи между ними специально устроили таким образом, чтобы способствовать встречам, знакомствам и общению людей с разными интересами в едином атриумном пространстве.

Все это многообразие обрамляет решетчатая структура, чей рисунок напоминает каркас казахской юрты - эту идею нам тоже подарила сама жизнь, культурологический и национальный контекст, по-другому – «гений места».

Опять же исторический и культурный контекст позволил нам создать концепцию Музея науки и техники в Томске - уникальном заповеднике деревянного зодчества Сибири и России в целом.

Отмечу, что такой культуры работы с деревом, как у русского народа, нет больше нигде. У русского человека это умение, можно сказать, «зашито» на подсознательном уровне. А ведь если хочешь сказать миру что-то действительно оригинальное – надо искать корни... В итоге у нас получилось, как в добротном русском доме: низ – каменный, верх - деревянный. Здесь мы попытались, ничего особо не изобретая, сделать римейк всей структуры и конструктивной системы русского деревянного дома с многочисленными цитатами и ассоциативными цепочками.

Разноплановые башни относят нас к истокам города, к деревянной Томской крепости. Но на самом деле, башни – это еще и система аллюзий, связанных с выставочно-ярмарочной архитектурой. Давайте вспомним: архитекторы, занимаясь выставками, часто экспериментировали с башенными конструкциями.

Несколько наших конкурсных проектов объединены темой реконструкции исторического центра Калининграда. Разрабатывая генеральную концепцию, мы отталкивались от своей ментальности жителей Петербурга, для которых главное – это вода, и логики самого места. Поэтому главное общественное пространство города мы предложили обустроить на острове, в парке – на наш взгляд, это наиболее удобный и экологичный формат для встреч и общения. Кроме того, мы хотели восстановить историческое разнообразие городской среды – ведь Кенигсберг первоначально был конгломератом из 6-7 поселений, каждое из которых обладало своим неповторимым характером.

Вторая наша конкурсная работа для Калининграда касалась воссоздания Королевского замка в самом центре города, от которого остались одни фундаменты. Этот замок всегда был главным символом, общественным и культурным центром города, был главной доминантой, определявшей городской силуэт. Но возвращать средневековый замок в его прежнем виде, как стопроцентный новодел – это бессмысленная затея, это фальшивка. И мы предложили воссоздать только силуэт, возвести в современных материалах некую модель замка, некий кофр, внутри которого сохраняются результаты археологических раскопок. Внутренний двор сооружения, по нашей идее, должен вновь, как это было прежде, стать доступным для горожан публичным пространством.

Архитектура BIM

Тему BIM-технологий и вообще - компьютерного проектирования сегодня сложно обойти. Но на самом деле, в BIM-технологиях больше заинтересован не архитектор, а заказчик и подрядчик, которым необходимо контролировать процесс строительства и эксплуатации. Архитекторам BIM-технологии нужны далеко не всегда. Они значительно усложняют процесс проектирования. Например, переделка одной детали влечет за собой изменение всей модели, пересмотр массы разделов в проекте. Не буду лукавить – BIM-технологии весьма эффективны в сложных объектах, например вокзалах, где мы имеем дело со сложной инфраструктурой и конструктивом. В проектировании более-менее простого жилого дома такого мощного инструментария не требуется.

Что касается системы отношений «архитектор-компьютер», то, например, мои студенты в Академии начинают проектировать на компьютере только с 3-4 курса, потому что я абсолютно убежден: если мы полностью переходим на компьютерное проектирование, то начинаем терять сердце самого творчества, потому что электронные системы всегда навязывают что-то свое, ты становишься заложником ограниченного количества алгоритмов. Да, с ними процесс идет быстрее, но в итоге возникает опасность, что ты делаешь то, что быстрее, а не то, что лучше. Поэтому я достаточно долго не даю молодым людям «стучать по клавишам». Прежде, чем сесть за компьютер, в будущем архитекторе должен сформироваться высокий и мощный культурологический фундамент. Если в голове нет базового материала – о каком качестве архитектуры мы можем говорить?

Архитектура заказчиков

Сегодня наша мастерская достигла уровня, когда мы можем себе позволить искать приличных заказчиков, а не просто любую работу. Потому что еще одна главная беда нашей архитектуры в том, что уровень среднестатистического российского заказчика преимущественно находится на отметке безразличия – качество архитектуры его не интересует.

Архитектура качества

Самая неприятная тенденция в отечественной архитектуре последних лет - это отсутствие критериев, что хорошо, а что плохо. Мы постоянно имеем дело с очень размытой системой ценностей. Поэтому меня не покидает некая донкихотская мечта: сформировать среду архитекторов и заказчиков с высоким культурным уровнем и с четким представлением о том, какой должна быть качественная архитектура.

Портфолио:  http://www.studio44.ru/

Источник: http://ardexpert.ru/article/8709

09.03.2017, 1982 просмотра.

 

©  «Архитектурный Петербург», 2010 - 2020