Удивительные приключения урбанизма в России

В дни проведения 9-го Московского урбанистического форума (MOSCOW URBAN FORUM – MUF) невольно вспомнился прошлогодний форум, отмеченный знаменательным событием. Тогда на MUF выступил с пятнадцатиминутным докладом сам Президент России В.В. Путин! Это при том, что за все годы пребывания во власти Президент ни разу не касался этой сферы и не посетил ни одного профессионального форума, посвященного вопросам градостроительства и (или) архитектуры. А тут вдруг, за неполный год, не менее пяти раз в официальных речах и документах Президент акцентировал внимание на вопросах сбалансированного, гармоничного пространственного развития России, транспортной инфраструктуры, общественных пространств, качества жилья и городской среды!

 Удивительно и то, что тема выступления Президента вышла далеко за рамки проблем мегаполисов и урбанизма вообще, для обсуждения которых и был создан MUF. По сути это была презентация концепции пространственного развития России, где нашлось место и малым городам, и сельским территориям, и сохранению их самобытности, идентичности, уникальности. То есть всему тому, что на предыдущих MUF предлагалось стереть с лица нашей благословенной земли, оставив на ней только редкую цепочку городов-миллионников.

 Так, может, это и есть новый УРБАНИЗМ? По-русски?

Сначала было слово

 Слово «УРБАНИЗМ» имеет туманное и неоднозначное прочтение. Так называются и направление в искусстве и литературе, изображающее жизнь крупных городов ХХ века, и городская субкультура как совокупность норм и правил, присущих населению мегаполисов, и градостроительная концепция, исходящая из неизбежности образования городов-гигантов.  Есть также старый «УРБАНИЗМ» – философско-экономическая доктрина середины прошлого века, основанная на убеждении, что только крупнейшие города могут являться драйверами культурного и экономического развития. В противовес ему появились доктрины ДЕЗУРБАНИЗАЦИИ, СУБУРБАНИЗАЦИИ и «НОВОГО УРБАНИЗМА», провозглашающего необходимость возрождения небольших, комплексных пешеходных городов, и т.д.

 Легче перечислить, что не может называться урбанизмом. Это не процесс образования и развития городов (по-русски процесс градостроительства), который называется в мире «УРБАНИЗАЦИЕЙ». Это не наука, так как раздел экономической географии, изучающий город как систему, называется «УРБАНИСТИКОЙ» (Градоведением). Это не практика городского (градостроительного) планирования, так как во всех международных классификаторах видов деятельности (ООН, ВТО, ЕС, МСА) «urban planning» является одной из профессиональных услуг архитекторов. Урбанист – это не приверженец городского образа жизни, так как с легкой руки Ф.Л. Райта человек, который не может жить вне города с его толчеей, шумом и выхлопными газами, называется «УРБАНОИДОМ».

 Наконец, так не может называться предмет профессиональной деятельности, так как «урбанизмом», «инженерингом» и «дизайном среды», в отличие от градостроительства, инженерии и архитектуры, может заниматься кто угодно без специального образования и опыта, в лучшем случае, окончив двухмесячные курсы дизайнеров для домохозяек. Профессии «урбанист», опять же в отличие от профессии «градостроитель», нет в списках профессий Минтруда и Минобразования; урбанистов не выпускает ни один вуз страны.

 Складывается впечатление, что все эти, не имеющие точного значения «креативные» англизмы, происходят от желания нашей элиты слышать на улицах наших городов только английскую речь, как в дорогом и любимом ею Лондоне, в котором, до недавнего времени, не спрашивали «откуда бабки»? Похоже, что термин «урбанизм» означает не конкретные дела, общественные институции или научные доктрины, а некое общее направление умонастроения, направленное на запад. И, посему, им можно назвать все, что угодно. Например, вслед за Википедией можно утверждать, что урбанизм «иногда применяется как символ градостроительства в целом».

 Так может, правы те, кто утверждает, что «урбанист – это градостроитель с нетрадиционной профессиональной ориентацией»? И что урбанист-западник с его, конечно же, прогрессивными либеральными взглядами должен заменить отечественного ретрограда-градостроителя. Ведь всем представителям элиты прекрасно известно, что все с запада – хорошо, а все отечественное (включая язык) – плохо. Но возникает вопрос: может ли мужчина, например, поменявший ориентацию, заменить традиционного мужика в деле созидания – продления рода?

 Ну да бог с ними, с либеральными ценностями и мировым опытом вообще. Как помнится из уроков марксизма-ленинизма, практика есть критерий «истинности, посюсторонности нашего мышления». И только практика на нашей грешной почве может дать ответ на самые замысловатые вопросы. А наш, русский урбанизм наверняка имеет своё лицо, сформировавшееся под влиянием нашей истории и географии.

 История с географией

 В Советском Союзе не было ни секса, ни урбанизма. Но дети и города рождались! Потому как была любовь и очень уважаемая, серьезная научно-практическая профессиональная деятельность государственной важности, называемая «градостроительством».

 Высокий научный уровень советской теории градостроительства признан в мире. Ругая сегодня все советское, включая градостроительство, нынешняя элита явно запуталась в терминах. Дурным у нас было не «градостроительство» как таковое, а его реализация в конкретных формах зданий на очень низком уровне культуры строительства. То есть качество архитектуры зданий массовой жилой застройки – та самая «ТИПОВУХА», которая нанесла культуре России колоссальный ущерб, изуродовав на столетие облик советских городов.

 Дурное архитектурное воплощение может дискредитировать самые прекрасные и гуманные градостроительные идеи. Однообразие и унылость советских городов есть следствие «типовухи», а не ошибочности градостроительных идей. На бумаге в градостроительных планах всех уровней все было правильно. И в тех редких случаях, когда они хоть бы частично, но выполнялись на терпимом уровне качества строительства и благоустройства (например, в Прибалтике или в «Северном Чертаново»), качество жилой среды советских городов было на голову выше, чем во многих современных районах.

 Беда в том, что такие примеры очень редки, а в полной мере ни один генплан города так и не был реализован. НЕКОМПЛЕКСНОСТЬ застройки – вторая после типовухи напасть советского градостроительства, но и эта беда блекнет в сравнении с «детской болезнью» урбанизации – РОСТОМ ЭТАЖНОСТИ многоквартирных жилых домов.

 Зарядив 500 домостроительных комбинатов на выпуск одинаковых типовых коробок, советская власть предопределила единственный путь развития типового проектирования – стремительный рост этажности при медленном росте качества архитектуры. Не обращая внимания на требования СНИП об ограничении этажности застройки девятью этажами, отметки в 12, 14, 16, 22, 25 этажей был преодолены в течение первых 15 лет индустриализации строительства. Это был самый простой путь выполнения планов по увеличению объемов типового строительства (индивидуальное практически было запрещено). Слегка затормозившись на отметке в 25 этажей из-за отсутствия норм и необходимой пожарной техники, рост этажности перешел в наследие от социализма к капитализму, так же как другая уникальная особенность социалистического градостроительства – явный приоритет многоквартирного жилища.

 Программно объявив частную собственность социальным злом, советская власть на всем своем протяжении вела скрытую и открытую борьбу с индивидуальной застройкой, которую нещадно сносили или намеренно доводили до аварийного состояния. Фактически государство развивало только строительство жилица «коллективного типа» – многоквартирных домов. Эта специфическая особенность, как ни парадоксально, перешла в наследие от социализма к капитализму, наложившись при этом на другой социально-психологический феномен постсоветского периода – «национальную идею» советского человека.

Идеи как товар

 Утверждение, что у советских людей не было никакой «национальной идеи», кроме построения коммунизма для всех, не верно. Каждый хотел побыстрее построить «коммунизм» лично для себя и своей семьи, точно зная путь к этой мечте человечества. Национальная идея была, но не одна, а целых четыре идеи, живущие в каждой советской семье. Назывались они – «квартира», «машина», «дача» и самая трудная, но главная и заветная – «переехать в Москву». Или, на худой конец, в Ленинград. Ведь эти города были ближе всего к воплощению того, что грезилось в коммунистическом завтра. Здесь и асфальт, и колбаса, и культура – театры с музеями и видами на высотки или шпиль Адмиралтейства. Красота.

 Жаль только, что реализовать эту идею могли только счастливчики из провинциальной советской номенклатуры да лимитчики, готовые заплатить за мечту десятками лет тяжелого труда и жизни в бараках и общежитиях.

 Но прописка ушла, а пришла демократия – национальная идея №4 стала доступна для всех, но, прежде всего, для обреченных властью и богатством, реализовавших уже первые три «национальные идеи». Первыми в сделанную ими самими брешь устремились депутаты, приватизировавшие свои казенные квартиры после истечения полномочий. Вся опустевшая гигантская страна устремилась на крошечный (0.05%) участок своей территории – в столицы и их ближайшие окрестности, требуя в первую очередь жилья (с остальным разберемся позже). Тощие земли столиц неожиданно стали сверхплодородными. Выражаясь в рифму, «Не для злаков, а денежных знаков».

 Идея стала товаром. Капитализм монетизировал стремление 70% населения России переехать в столицу через скрытую земельную ренту, которая в среднем в столицах составляет две трети стоимости любой недвижимости. И чем ближе к Кремлю или Зимнему дворцу, тем больше земельная рента, дающая прибыль больше 300 процентов. При таком куше, как известно, «нет такого преступления, на которое он (капитал) не рискнул бы, хотя бы под страхом виселицы». За распил этого куша идет срытая жестокая борьба (без правил) между инвесторами, банками, девелоперами и властями всех уровней.

 Какое тут градостроительство? Какая архитектура? Какие права граждан на благоприятную среду? Вы с ума сошли, господа архитекторы? Пилить надо! Надо увеличить Москву вширь раза в два-три, переселив в неё еще миллионов 10 – 15. Это же какая выгода? Ах, в Новой Москве нет инфраструктуры? И работать негде? Жаль. Тогда надо увеличить Москву ввысь, снеся пятиэтажки.

Урбанизм по-русски

 Вот тут и пригодился весь опыт, накопленный типовым советским строительством. И обнаружилось, что мешает осуществлению новой капиталистической мечты (выросшей из старой коммунистической идеи) сущая мелочь – НОРМЫ ПЛОТНОСТИ. Нормы плотности жилого фонда (микрорайона при этажности 16-20 этажей), ограниченные СНИПом 1975 года 7500 м. кв. на 1 га, были решительно отброшены, и плотность стремительно полетела вверх: 10000, 15000, 20000, 25000 м. кв. на 1 га и далее без остановки, невзирая на инсоляцию, санитарные разрывы, обеспеченность парковками и соцкультбытом, масштабность, а зачастую и просто всяким здравый смысл.

  Да и селекция новых, вернее старых, хорошо забытых градостроительно-урбанистических идей на российской почве дала рекордную урожайность «бабла». Так случилось с хорошо знакомой из мирового и отечественного опыта квартальной застройкой. Отмена микрорайонного принципа застройки, объявленного рудиментом проклятого социалистического прошлого, послужила поводом отменить все нормы плотности, что дало возможность увеличить её и, соответственно, сбор земельной ренты многократно.

 Действительно, высокоплотная периметральная квартальная застройка широко применялась во всем мире на протяжении столетий. Но только при этажности до 6-ти, очень редко в 7-8 этажей. Даже в опаленной солнцем Барселоне ширина дворов в 2 – 3 раза меньше их глубины. Ни в Нью-Йорке, ни в Сингапуре, нигде в мире нет многоэтажной перимертальной квартальной застройки. А в Москве есть, например, в новом широко разрекламированном жилом комплексе «Царская площадь». С рекордной, просто немыслимой в нормальных условиях жизни, плотностью застройки около 55000 м.кв. на 1 га!

 На одном из самых шумных и загазованных участков столицы, на пересечении Третьего транспортного кольца и Ленинградского проспекта, на месте снесенного стадиона «Юных пионеров» построен комплекс кварталов-каре из домов высотой до 20 этажей с дворами-колодцами, глубина которых вдвое больше их ширины. Это абсолютное наше ноу-хау, можно сказать невиданный в мире вклад Московского урбанизма в сокровищницу шедевров искусства… Нет, не архитектурного, конечно, с его вредной для бизнеса триадой, а искусства вытрясания бабла из толстосумов.

 А о том, что это настоящее «высокое» искусство, говорит целый арсенал средств, выработанных беспокойной бизнес-мыслью для этого самого вытрясания на той самой «Царской площади». Это следующие маркетинговые приемы:

 пышное название типа «Барин-хаус» или «Дворянское гнездо», льстящее нуворишу, желающему почувствовать себя как минимум дворянином, а лучше самим царем;

 агрессивная реклама, объявляющая данное негуманное, мягко говоря, произведение урбанизма в непригодном для комфортного проживания месте «лучшим жилым комплексом Европы» и победителем премии «Рекорды рынка недвижимости»;

 объявление, что этот комплекс сделан по проекту иностранного архитектора (международной компании с абвиатурой из латинских букв), хотя на поверку оказывается, что проект разработан нашими соотечественниками, слывущими иностранными;

 яркие цветные картинки с цветущей сакурой, радостными детьми на велосипедах и солнцем с северной стороны, ярко освещающим места, в которые солнечный свет (по законам природы) никогда попасть не может;

 качественные материалы фасадов с модными орнаментами, вырезанными на мраморных пилонах или с облицовкой темным кирпичом «под клинкер» на тех же пилонах;

 маленький первоначальный взнос и демпинговый процент по ипотеке, выдаваемый банком, финансирующим проект, перекладывающим таким ловким манером деньги из одного своего кармана в другой;

 объявление, что квартиры (этажи, подъезды), не имеющие нормативной инсоляции, вовсе не квартиры, а «апартаменты», продаваемые процентов на 15-20 дешевле квартир.

 Да, все это стоит денег, но оно того стоит (простите за тавтологию). По примерным подсчетам, прибыль, снятая с 5,7 га этого явно не элитного московского участка может составить около 40 миллиардов рублей. Даже отдав, как заведено, половину прибыли городу, остается сумма раза в полтора большая, чем весь годовой бюджет такой республики как Калмыкия, с площадью в полтора миллиона раз большей площади комплекса воистину «Царской площади».

 Угадайте, куда будет вкладывать свои деньги известный московский банк? В московский «царский человейник» на 6-7 тысяч жителей или в Калмыкию с население 270 тысяч? 

 Чудны дела твои, господи. Из всех возможных путей развития системы расселения (урбанизации, дезурбанизации, субурбанизации, нового урбанизма) крупнейшая страна мира с самыми большими территориальными ресурсами выбрала для себя путь, характерный для перенаселенных карликовых государств-городов. Вернее, её самую тяжелую и бесчеловечную форму – сверхурбанизацию азиатского типа. Правда, это только для столиц, куда стекаются денежные потоки от приверженцев национальной идеи №4. В меньшей степени для дюжины мегаполисов, рассматриваемых населением как промежуточные станции на пути в столицу.

 Половина населения страны, каким-то чудом живущая еще в малых городах и сельских поселения, обречена на самовыживание, оставшись без «крови экономики» – денег (бюджета, займов, инвестиций, ипотеки) и ... работы. Сгонять их в мегаполисы, как предлагают наши урбанисты, нет никакой нужды: они сами переселятся, или... передохнут с голодухи. Нет человека и нет проблем. Это еще одно ноу-хау урбанизма по-русски.

 Рудименты индустриализации советского строительства, с одной стороны, и последствия политики построения «витрины социализма» в отдельно взятом столичном городе, с другой, в условиях ничем не регулируемого свободного рынка недвижимости (земли и жилища в городах) дали невиданные плоды. Став источником огромных прибылей нового правящего класса, неразрывно связанного с властью, эти особенности на десятилетия определили характер градостроительного развития огромной страны – особенности урбанизма по-русски.

 По-большевистски решительно и громогласно отрекшись от старого (социалистического) мира, российский капитализм во второй своей редакции на практике отобрал из практики социализма для нашего светлого капиталистического будущего самое плохое, но самое прибыльное. В результате градостроительство России пошло в направлении прямо противоположном направлению развития уважаемой Европы и обожаемой Северной Америки и в сфере расселения, и в этажности застройки, и в структуре жилого фонда, и в архитектуре.

 Вместо равномерного, «сбалансированного, гармоничного развития» всей страны, что является «краеугольным камнем» политики пространственного развития (расселения) любого развитого государства, предлагается переселить всех граждан России из малых и средних городов в два десятка мегаполисов. На словах для экономии бюджетных средств. В действительности для увеличения земельной ренты в мегаполисах. Эта же цель была у бессмысленного, на первый взгляд, увеличения площади Москвы.

 Вместо разумного, социально и медицински обоснованного ограничения этажности жилой застройки 6–7 этажами, как в Европе, все крупные города России стали строить 25-ти и более этажные жилые дома, хаотично торчащие в исторических центрах этих городов и в их ближайших пригородах. Смысл московской «реновации», как всем сегодня ясно, в замене пятиэтажной застройки высотными домами с увеличением плотности застройки в 3–4 раза с целью получения максимальных прибылей от земельной ренты.

 Вместо политики государственной помощи строительству самого комфортного и дешевого (в строительстве и эксплуатации) типа жилища – индивидуального дома, доля строительства которых в Европе и США составляет 65-70%, в России поддерживается только строительство многоэтажных, многоквартирных человейников. Под предлогом дороговизны инфраструктуры для индивидуальной застройки государство бросило этот сектор строительства, дающий сегодня 40% роста ввода, на произвол судьбы, закрепляя, тем самым, ненормальную тенденцию, при которой доля частных индивидуальных домов в структуре жилого фонда России составляет всего 20%.

 В ответ на поставленные Президентом РФ задачи: «Повышение эстетической ценности архитектурной среды российских городов, государственная поддержка архитектурного творчества, признание архитектуры социально значимым видом искусства», а также игнорируя его призывы к «сохранению индивидуальности и самобытности российских городов» предлагается принять закон, реанимирующий «типовое проектирование». Путем до боли знакомого тотального запрета государственным и муниципальным заказчикам строить по «не типовым», т.е. индивидуальным проектам.

 Для реализации всех этих изобретений российского урбанизма профессиональные градостроители и архитекторы не нужны. Более того, они еще и мешают получать максимальную прибыль, бубня что-то про разумное расселение, качество среды, плотность, комфорт и эстетическую ценность.  Профессию «градостроитель» убрали с дороги просто и изящ-но: в тендерах на разработку градостроительной документации может участвовать кто угодно с любым образованием и опытом и совсем без оного, став тем самым «урбанистом». Не связанные какими бы то ни было профессиональными знаниями и обязательствами, новые «специалисты» за скромное вознаграждение готовы свободно воплощать любые самые губительные для общества урбанистические идеи.

 Вот он, момент истины – урбанизм по-русски, идущий на смену градостроительству. Это только большой или маленький бизнес на земельной ренте! Если для тебя градостроительство – это творческая научно-практическая деятельность и ответственная общественная миссия, то ты «градостроитель». Если для тебя это только бизнес, то ты «урбанист». И ничего личного (и, тем более, общественного). Только бизнес!

 Не ищите смысл, там, где есть умысел.

Эпилог к эпопее

 Рассмотрев приключения урбанизма на российской почве, можно, наконец, нарисовать портрет российского урбаниста, ответив на поставленный в начале статьи вопрос. Блиц-анализ выступлений и практики завзятых участников MUF показал, что наш урбанист очень разнообразен по профессии и, в своем большинстве, не имеет никакого отношения к профессии градостроитель (он занимаются более важными и выгодными делами). Что самыми известными урбанистами России являются крупные государственные топ-менеджеры и бизнесмены-землевладельцы (часто в одном лице), зарабатывающие деньги на урбанизации по-русски. Что объединяет всю партию урбанистов «одна, но пламенная страсть». Нет, не к городу, конечно, – сами они живут в загородных виллах. И не к народу, которому «страшно говорить правду».

 Теперь, наконец, можно перевести этот туманный термин из Туманного Альбиона:

Урбанист (по-русски) – видный представитель российской элиты, не отягощенный какими-либо знаниями о градостроительстве, но убежденный, что только в среде мегаполиса можно делать большой бизнес. А бизнес – это главная и единственная цель жизни.

 Эта идея на практике заслонила и заменила все градостроительные и урбанистические идеи о гуманном городе, качестве среды, участии населения в управлении развитием города, которые в изобилии рождаются в мире и о которых радостно сообщают на Московском урбанистическом форуме наши западные коллеги. Вежливо выслушав эти сообщения, наши родные чиновники повторяют свое любимое: «Мы живем не в мире, а в России». Без обиняков это означает: «Плевали мы на мировой опыт, и будем делать так, как нам удобно и выгодно».

 В России, как известно, все огромное. И размеры, и победы, и поражения. Случайные стечения исторически сложившихся обстоятельств выстраиваются в некую роковую закономерность, вырастающую на просторах России до гигантских размеров.

  Сама история России наводит на мысль, что наша Родина выполняет в мире чрезвычайно важную, но необычную миссию: рьяно берясь за реализацию самых передовых мировых идей, правящий класс страны избирательно применяет только выгодные для себя пути реализации этих идей. Радикализируя и бюрократизируя мировые идеи в гигантских масштабах, Россия показывает всему миру, как не надо делать, предостерегая тем самым мир о пути, по которому не надо идти. Так было с идеей социального равенства, демократии, рыночной экономики, саморегулирования.

 Так же обстоит дело с урбанизмом. Урбанизмом по-русски.