Информационно-аналитический бюллетень
Союза архитекторов Санкт-Петербурга,
Объединения архитектурных мастерских Санкт-Петербурга,
Ассоциация СРО «Гильдия архитекторов и инженеров Петербурга»
В.М. Ривлин,
Архитектор
Этика, как система норм нравственного поведения людей, безусловно, не может не входить в пространство архитектурной критики, впрочем, как и вообще критики.
Проблема эта актуальна еще и потому, что творческий акт, творчество в любой его ипостаси пересекается с чувствительными аспектами человеческой психики, страдает авторское самолюбие, возникает нервозность в отношениях и т.д.
Вот как, понимая это, рассуждал Антон Павлович Чехов. В опубликованных мемуарах писатель Александр Куприн вспоминал: «Если авторы спрашивали его (Чехова) мнения, он всегда хвалил и хвалил не для того, чтобы отвязаться, а потому, что знал, как жестоко подрезает слабые крылья резкая, хотя бы и справедливая критика и какую бодрость и надежду вливает иногда незначительная похвала…»
Поэтому в парадигме отношений критика и «субъекта его анализа» очень важно найти правильный баланс в тональностях оценок и выводов.
У каждого аналитика своя методика, свой подход к теме и в этом смысле он тоже автор. И как всякий автор, в свою работу он включает себя личностно в полной мере.
Не случайно, поэтому в критике, равно как и в любой авторской работе, в том числе и архитектурной, внимательная публика всегда сможет обнаружить авторские приметы, подобно тому, как художник, портретируя модель, всегда в своей интерпретации привносит и себя. Так, в недавние советские годы, я с улыбкой вспоминаю, что многочисленные портреты вождей, исполненные художниками различных этнических корней, представляли к примеру Владимира Ильича то армянином, то грузином, а порой и узбеком, если эта, так сказать, ответственная работа оказывалась у них в портфеле заказов.
Существует в обществе довольно устойчивое мнение о том, что критик – это не состоявшийся мастер.
Если это театральный критик – значит не состоявшийся актер.
Если это литературный критик – значит не состоявшийся писатель.
Если это, наконец, архитектурный критик, – значит он определенно не состоявшийся архитектор.
Почему такие представления оказываются устойчивыми даже в среде профессионалов?
Они мне представляются таковыми прежде всего от непонимания того, что критика – это не менее творческое дело, чем актерство, архитектура или занятия живописью.
Пожалуй, можно признать, что творческий процесс дуалистичен. С одной стороны, он состоит из аналитики, а с другой из сочинительства в самом широком смысле этого слова.
Для понимания этого достаточно указать на то, что сидя в музыкальном салоне или концертном зале и слушая музыку, мы можем оценить ее достоинства и даже недостатки. Однако взять на себя труд сочинительства, композиторский труд, разумеется, мы не можем. Другое дело – это профессиональный разбор музыкальной партитуры. Для такой работы нужно иметь и профессиональную подготовку, и предрасположенность, и талант.
Аналитическое мышление и дар сочинительства – это две связанные между собой работы, но и отдельные, разные. Иногда они совмещаются в одном лице и тогда появляются крупные фигуры, такие как Леон Батиста Альберти, Ле Корбюзье или Фрэнк Ллойд Райт.
Однако встречаются мастера. которые не владеют мастерством публичных оценок и тем более не способны формировать свою методику в полноценный теоретический трактат.
Таким был по воспоминаниям современников талантливый ленинградский советский архитектор Евгений Адольфович Левинсон. Не случайно поэтому его связывала тесная профессиональная и человеческая близость с другим известным архитектором того же времени, – Игорем Ивановичем Фоминым, который как раз и отличался талантом аналитического мышления и широкой публичностью.
Очень часто творчество критика оказывается весьма уязвимым и незащищенным. Критик в своей работе чем-то напоминает мне минера, идущего по минному полю. Опытный минер, равно как и критик, всегда сделает свою работу аккуратной и чистой, и такой, которая не принесет вреда ни ему, ни авторам. Современные экономические отношения превратили работу архитектора в серьезный бизнес, в котором репутация оказывается существенным фактором существования в рынке. Критический компонент, попадающий в СМИ, часто может серьезно влиять на экономическую устойчивость архитектурной кампании. В этом коренное отличие современной критики от той, которая имела место в недавнем прошлом нашей страны. В советское время критика затрагивала, в лучшем случае, интересы автора, неудачи или удачи которого не слишком влияли на деятельность проектных организаций, где мастера стабильно получали гарантированную зарплату независимо от того, что обсуждалось в средствах массовой информации.
В новое время неудачи, отмеченные в СМИ, иногда могут приводить и к банкротству архитектурных кампаний. Этот аспект иногда значительно влияет на объективность критической информации, попадающей на страницы средств массовой информации. Вот почему от критика сегодня ожидают прежде всего независимых суждений, объективных оценок и убедительных выводов.
Вот почему мастера архитектуры, корпоративно связанные между собой профессиональными, а порой и товарищескими узами, вынуждены иногда отмалчиваться или выступать с оценками, грешащими субъективностью и конъюнктурой.
Это наносит вред не только реальной практической работе, но зачастую подрывает авторитетность экспертных, критических оценок, да и всей критической сферы в целом.
Позволю себе привести еще раз слова Антона Павловича, обращенные к начинающему автору: «Читал Ваш рассказ, чудесно написано, превосходно…»
И далее, как вспоминал А.И. Куприн, при некотором доверии и более близком знакомстве, и в особенности по убедительной просьбе автора, он все-таки высказывался, хотя и с оговорками, но определеннее, пространнее и прямее. Эта цитата очень хорошо говорит о мудрости великого писателя, который ясно понимал всю меру ответственности критических суждений в самом широком контексте.
Поделюсь своим скромным опытом в сфере архитектурной критики. Начиная аналитическое рассмотрение объекта, я обязательно вступаю в диалог с автором, полагая, что в таком диалоге я смогу гораздо полнее и глубже прояснить его творческую мотивацию и мировоззрение.
Эти диалоги оказываются очень полезными, потому что они раскрывают психологический, творческий и утилитарный слои в таких сложных процессах, как проектирование и реализация этого проектирования на практике.
Иногда такие диалоги оказываются трудными, порой даже сложными. Авторы в них проявляют излишнюю порой настороженность или подозрительность. Это и понятно, однако в конечном итоге такая практика все же оказывается весьма продуктивной.
В этом я убеждался и в те годы, когда и сам активно был занят в сфере реального проектирования и строительства.
Как критик должен относиться к плохой, с его точки зрения, работе?
Архитектор А. Гегелло, вспоминая академика Ивана Фомина и его работу со студентами, писал, что когда тот появлялся в мастерской и молча обходил рабочие столы, то останавливался и консультировал он только тех, чьи проекты у него вызывали интерес.
Плохие работы его не интересовали, и молодые авторы таких неудачных проектов иногда и вовсе не удостаивались его внимания.
Этот пример научил меня правильно относиться к плохому в архитектуре.
Я стараюсь не замечать откровенных неудач, полагая, что для этого должны работать другие устойчивые фильтры в лице главного архитектора, градостроительного совета, общественного совета и т.д.
Он видится мне в том, чтобы подмечать хорошее, стимулировать к хорошему и поощрять хорошее.
© «Архитектурный Петербург», 2010 - 2020