Как реализовать метафору «стиль Петербурга» при проектировании

 Доминирование в нашей архитектуре рационализма – всего точного измеримого, обусловленного функционально необходимыми нормами и регламентами, уже давно выдавливает из архитектуры иррациональные качества, обусловленные культурой и искусством. Именно поэтому некоторые объекты нашей современной архитектуры можно назвать «застывшей», но не «музыкой», а гармонизованной материально-технологической структурой.

 Таким объектам явно не хватает образов, знаков и метафор, обусловленных нашей выдающейся Петербургской культурой.

 Реализацию метафоры «Стиль Петербурга» было бы полезно ориентировать на поиск идентичности* с историко-культурным контекстом города. Носителем идентичности, как мы знаем, всегда был язык, в том числе визуальный язык архитектуры. Он – хранилище знаков культуры прошлого. И это закономерно. Язык как семиотическая система обладает двумя кодами. Один код – носитель новизны. Другой код – выразитель преемственности.

 Таким образом, одна из главных задач участников реального проектирования – формирование архитектуры, внешний облик которой и ее визуальный язык выражали бы не только новизну, но и преемственность.

 В связи с этим следует вспомнить, что содержание термина «преемственность» обладает исторической глубиной. Контекстуализм как философия появился в начале 1960-х годах в  Корнельском университете. Новая философия требовала рассматривать отдельные строения как части единого целого. Для реализации этого лозунга контекстуализм  выдвигал главное требование: необходимость соответствия новой формы сложившемуся контексту по размерам, конфигурации, структуре и цвету.

 Это требование позднее деликатно уточнил известный идеолог постмодернизма Чарльз Дженк в своей книге «Язык архитектуры постмодернизма»**. Он отметил: «Контекстуализм требует максимально чуткого вписывания нового объекта в среду города, рассматриваемую как содержательный текст» (с. 102). Это означало включение нового объекта в синтаксис текста, т.е. в его геометрию, а также в его слова, знаки и метафоры – носители  «памяти места» или Genius Loci.

 Петербургской в частности и всей советской в целом архитектурой накоплен серьезный опыт создания полноценной контекстуальной архитектуры, включающей и новизну, и преемственность. После авангарда, отказавшегося от использования наследия и открывшего окно в светлое будущее всей архитектуры, зодчие тем не менее начинают поворачиваться к наследию. И это было закономерно. Язык авангарда, отражающий новизну новых функций, овеществленных с помощью новых конструкций, был не очень гибким и понятным для выражения идей строительства социализма.

 Первый поворот к наследию в Ленинграде 1930–1940 годов был героической и весьма удачной попыткой вернуть архитектуру в сферу искусства и культуры.

 Но, позднее – в эпоху Хрущева мы оставили этот опыт и стали повторять умирающий на западе строгий функционализм. Да, были огромные социальные достижения. Но были и потери. Доминантой развития стала не совокупность потребностей человека, в том числе и духовных, а средства их достижения с помощью индустриализации, обусловленной безграничной верой в технический прогресс ХХ века. Таким образом средства стали целью. Так появилась архитектура «технологизма» 1950-х годов.

 Необходимая непрерывность эволюционного развития оказалась оборванной. Краеугольным камнем архитектуры стали геометрическая упрощенность форм, отказ от любых ссылок на наследие. Такая архитектура не смогла стать органичным продолжением исторической среды, ибо не понимала ее языка. Да и не хотела понимать, так как пыталась говорить лишь о себе, о своем техническом и функциональном превосходстве. Она была антиконтекстуальна.

 Эпоха нового поворота к наследию началась лишь в 1990-х годах. Почему же торжество тотального обновления в 1950–1970 г., использование индустриальных технологий и новых материалов, создание зданий с усовершенственной функцией не принесли желанных результатов?

 Одна из причин – семантическая катастрофа, обусловленная созданием принципиально нового архитектурного языка – эсперанто, мертвого и непонятного простому человеку. Слова эсперанто новой архитектуры, выражающие лишь ее материально-техническое содержание, требовали однозначного и точного прочтения. Так архитектура лишилась великого достоинства искусства – неисчерпаемого многообразия в прочтении своих форм.

  Спасительной  альтернативой стала архитектура включающего типа, сочетающая новизну и преемственность. Ее необходимые ценности формируются путем «включения», а не «исключения»  накопленного опыта. И каждая форма становится фрагментом непрерывного эволюционного процесса. Включение элементов привычного в новизну не ограничивает творчество, а, напротив, расширяет его границы, ставит перед творцом весьма сложные задачи по синтезу того, что длительное время считалось несовместимым.

 Устремления и поиски петербургских зодчих конца ХХ и начала ХХI веков в известной мере идентичны названным процессам. Исторический облик реабилитирован. Освобождение от запретов и табу на использование исторического опыта порождает мощную энергию поисков и плюралистическое разнообразие.

 Однако мы не всегда используем выдающийся опыт прошлого. В этом нас убеждают последние 15 лет включения новых форм в историко-культурный контекст Петербурга. К сожалению, в процессе решения задач сложился устойчивый конфликт противоборствующих точек зрения. Так, самые активные градозащитники требуют почти полного подчинения среде, что приводит к архаизации облика новой формы. Это умертвляет среду. Напротив, некоторые архитекторы-новаторы настаивают на преобладании новизны, что «взрывает» исторический контекст.

 Однако вместо противоположных крайностей (т.е. формулы «или-или») неизбежен компромисс между ними. В этом можно убедиться, анализируя конкретные примеры. Как показывает практика, органичное взаимодействие новизны и преемственности в облике формы, включаемой в исторический контекст, – сложнейшая проблема. Ее решение требует высокой культуры, убедительного опыта и его серьезного осмысления.


* Идентичность (лат. idem – тот же самый – равнозначность, тождественность, одинаковость, подобие явлений и понятий.
Она опирается на исследования Камилло Зитте и его идею о непрерывности урбанистического пространства. Идеи  контекстуализма были развиты в 1970–1980 годы в трудах советских ученых А.В. Иконникова, ВА. Глазычева, А.Э. Гутнова, А.Г. Раппопорта и др.
** Дженкс Ч. «Язык архитектуры  постмодернизма» М. Стройиздат, 1935, 343 с. Ил.