К 75-летию Ю.М. Песоцкого (1940-2009)

В.В. ПОПОВ

Впервые я, недавно назначенный руководителем знаменитой 6-ой мастерской Ленпроекта, увидел Юрия Песоцкого, когда он, молодой, атлетичный, пришел с предложением взять его на работу. Он слышал, что мастерская нуждается в архитекторах, что было правдой, потому как прежний руководитель, Сергей Борисович Сперанский, при переходе на должность главного архитектора вновь созданного ЛенЗНИИЭПа увел всю свою творческую «команду», в состав которой до поры входил и я. Чтобы 6-ая мастерская не утратила бывший высокий творческий потенциал мне предстояло собрать буквально «по-человеку» новую дееспособную архитектурную группу, и, поскольку наше стремление сотрудничать было обоюдным, это удалось. К оставшимся из прежней мастерской Ю. Кожину и Л. Фридман были приняты мои сверстники В. Шевеленко, М. Садовский, Л. Варшавская, Я. Майзелис, далее С. Шмаков и более молодые – Ю. Песоцкий, Р. Глезин и ставший классным макетчиком А. Еремеев.

С удовольствием вспоминаю годы, когда нам вместе хорошо и легко работалось, мы делили часы досуга и «ходили на работу как на праздник».

К сожалению, эти годы, которые я часто вспоминаю, оказались недолгими, из-за не зависящего от меня перемещения на следующие 20 лет в Белый зал ГлавАПУ.

Юра Песоцкий мне очень нравился. Несмотря на некоторую разницу в возрасте мы быстро нашли общий язык и, как мне казалось, взаимопонимание. Я тогда узнал, что в Академии художеств Песок, как его называли друзья, был в ряду самых заметных студентов, оставляющих надолго память о своих успехах.

В нашей группе он, благодаря природной одаренности и хорошей академической выучке, не потерялся рядом с такими сильными и опытными как В. Шевеленко или М. Садовский. В выходящих из его крупных сильных рук тонких, изящных графических  эскизах и проектах обращали на себя внимание очень взрослое чувство меры и хороший вкус. В отличие от распространенной тогда моды оснащать все работы «небесами и антуражами» Юра блестяще рисовал только архитектуру, только она увлекала его.

А в манере общения он, красивый и сильный, выделялся удивлявшей меня природной целомудренностью, редкой в молодежных компаниях, где он всегда бывал в центре внимания.

Работ, когда мы впрямую сотрудничали с Юрой, было немного. К примеру, – это была наша версия застройки площади Мужества, наделавшая немало шума на Градостроительном совете, или еще, отмеченный профессиональным вниманием, конкурсный проект центра Варны в Болгарии. Но я хорошо помню свое удовлетворение  от этих совместных работ. Думая сейчас о Юрии Песоцком, мне кажется, что судьба, как это нередко бывает с талантами, была к нему жестока и несправедлива. Он мог сделать гораздо больше, чем успел. Из осуществленного назову лишь три его работы. В них, мне кажется, проявилось, хоть и не полностью, его дарование.

Первая – жилой комплекс на канале в Колпино. Его он, совсем молодым, с воодушевлением проектировал и строил, а затем в нем жил.

Вторая – построенное в соавторстве с замечательным архитектором В. Шевеленко в Московском районе громадное и новаторское по тому времени здание института Гипроводхоз.

И третья, наиболее значительная – крупный жилой ансамбль на Варшавской улице. Замечательная архитектурная композиция создана им в соавторстве с В. Щербиным и совсем молодым архитектором М. Сарри, где, по моему мнению, безусловно, главным автором был Юрий Песоцкий.

В годы перестройки, разрухи, времени постепенного, но быстрого превращения высококлассного проектного института в простую проектную контору Юра серьезно заболел.

Помню, он тогда приносил, по прежней традиции, на просмотр в ГлавАПУ проекты каких-то незначительных домов, и нелегко было сознавать разницу между его большим дарованием и этими работами.

Далее болезнь быстро прогрессировала. Он умер очень рано.

М.В. САРРИ

Производственно-лабораторный корпус института «Ленгипроводхоз», пр. Ю.Гагарина, д.1. Так это здание называлось изначально. Эту знаменитую подачу я, тогда студент ЛИСИ, впервые увидел напечатанной в европейском архитектурном журнале, взятом на кафедре. Впечатление было сильное. Удивительным был сам факт публикации в западном журнале (на дворе 1975 год). Удивительным было само здание, так не похожее на то, что у нас тогда проектировалось и строилось. Мощная пластика фасада, блестяще выявленная необычайно яркой, выразительной графикой. (Много позже Юра рассказал, как расчерчивал сходящиеся в перспективе линии кирпичной порядовки, предварительно заклеив освещенные плоскости то ли изолентой, то ли пластырем). Запомнил подпись под картинкой: arch.V.Shevelenko, Y.Pesotsky.

Сразу после диплома оказался в «шестерке» Ленпроекта (где и «завис» по настоящее время). Мой первый ГАП – В.Э. Шевеленко, после его отъезда через год – Ю.М. Песоцкий. Судьба!

1978-1989 годы. Счастливый период совместной работы над застройкой Варшавской улицы, домом быта в Колпино, кварталом на озере Долгом. Схема работы: я предлагаю многочисленные варианты – Юра выбирает. В среднем один из десяти. Наилучший способ практического обучения. Мне повезло с учителями: первый Маркович (Хидекель) – теория; второй Маркович (Песоцкий) – практика.

Минуло более четверти века… Я продолжаю разрабатывать варианты. Но теперь лучший из них выбираю сам. Иной раз мелькнет: «А что сказал бы Песок?». Это когда одолевают сомнения или просто нужен совет человека, мнением которого дорожишь.

Иногда он отвечает…

С.П. ШМАКОВ

О Юрии Марковиче Песоцком можно говорить много и долго, а можно кратко. Я часто думал, каким кратким словом можно обозначить его архитектурную сущность, когда наблюдал за его творчеством более 20 лет в шестой мастерской Ленпроекта. И такое слово я нашел: ТОНКАЧ. Юра не был мастером красноречивых теоретизирований, но он был немногословным МАСТЕРОМ конкретного архитектурного действа, завораживая нас, его окружавших, элегантными чертежами тех сооружений, которые были ему поручены. Он оказал бесспорное влияние на своих сподвижников-коллег и, не скрою, на меня также. Я до сих пор испытываю благодарность судьбе за то, что наши творческие пути в свое время пересеклись.

И.Б. НОАХ

Впервые встретился я с Юрой на вступительных экзаменах в Академию художеств в 1959 году. Произвел на меня впечатление своей почти богатырской внешностью – эдакий Добрыня – и мастерством и виртуозностью в рисунке и акварели. Как и все поступающие СХШатики – Валера Ижиков, Борис Рапопорт, Павел Баранов… С восхищением смотрел на их работы.

Учиться вместе с Юрой было интересно – у него был свой собственный взгляд на архитектуру, отличный от других, чрезвычайно своеобразный и сверхсовременный. Все его курсовые производили большое впечатление своими идеями и графическим воплощением. Не зря говорят, что учат не «профессора», а окружающие соученики. Ну а Юрин диплом – гостиница вообще произвел громадное впечатление своей виртуозностью.

С 1965 года работали с ним в разных мастерских Ленпроекта – он у В.В. Попова в 6-й, я у А.В. Жука в 13-й. Общались нечасто – в «Веревке», на свадьбах друзей, новосельях, в Алупке.

Вспомнилась одна из поездок в Крым на пароходах через всю Россию: по Мариинской системе (с Кижами), Волге, Дону, Азовскому морю и до Ялты - на разных кораблях и все время «зайцем», примерно дня 22-24.

Юра с Лидой плыли примерно на полмесяца раньше меня, описывая в открытках способы проникновения и проживания на пароходах. Я следовал за ними по пятам, учитывая их опыт.

В Алупке – камни правее Лебяжьего камня или на «рояле», вино, шашлыки на берегу, ночные походы за виноградом (не я, а Юра с компанией).

Юра интересовался военно-морским флотом, даже в своё время хотел поступать в училище. Помню, иногда он говорил: вот бы побеседовать «за флот» с капитанами первого ранга – посетителями «Веревки», но так и не решился, слава Богу. Представляю их физиономии, если бы он к ним подсел и завел разговор о флоте!

Подарил мне фотографию авиакрейсера «Минск». Я же нашел двухтомник американского автора об истории авианосцев, хотел подарить, но не успел. Теперь стоит на полке – как память о Юре.

C.М. ЗЕЛЬЦМАН

Очень давно, во время сдачи вступительных экзаменов в Академию, к нам, как к старым знакомым, подошли двое парней и с интересом стали расспрашивать нас. Это были студенты уже 2-го курса Юра Песоцкий и Валера. Я понял, что их интересуют  те люди, которые идут за ними, а значит, вместе с ними будут учиться 6 лет и я почувствовал себя своим в этих стенах, о которых давно мечтал.

Юра выделялся среди нас своим талантом и работоспособностью. В отличие от многих, считавших что проект можно сделать в последние дни и упускавших время для совершенствования, Юра работал много и всегда с блестящим результатом. Я помню многие его работы, выполненные за период обучения, например проект Средней художественной школы – это высокохудожественное архитектурное произведение, а также дипломная работа – гостиница, своими формами напоминающая архитектуру кораблей.       

Юрию Марковичу было много дано и он смог бы сделать гораздо больше, но все что он сделал отмечено печатью вдохновения. Мне приходится часто проезжать мимо здания «Гипроводхоз» на Благодатной улице и я каждый раз любуюсь мощью и талантом, которые он проявил в этом произведении, и даже аляповатые рекламы не мешают этому. 

Наша российская природа для Юры была частью его самого: озеро, лес, соловьи, облака – он растворялся в этом и никогда не променял бы все это на что-нибудь другое.

Юра любил застолье, праздники и общение в различных компаниях, считая что в этих условиях люди скорее раскрываются. Он любил вспоминать с друзьями времена молодости и хоть немного пригубить от чаши нашей юности и надежды.

Е.М. РАПОПОРТ

Юра  Песоцкий – высокий, ладный, светлоглазый, похожий на викинга или героический персонаж из фильма «Александр  Невский». Парадоксально, что за этой брутальной и мощной внешностью скрывалась тонкая и чувствительная душа художника.

Блестящий ученик Академии художеств, выпускник мастерской Е.Н. Левинсона, после окончания учебы с первых шагов проявил себя как одаренный архитектор и прекрасный рисовальщик. Его работы талантливы и неординарны, благородны и изящны. Постройки и проекты, созданные Юрой, отдельная тема для серьезного профессионального анализа.

Я же хочу вспомнить забавный, но характерный пример того, что всегда любая профессиональная задача, даже самая утилитарная, превращалась у него в художественно осмысленное архитектурное произведение. Такой стала пространственная конструкция, придуманная и реализованная Юрой в контакте с ленпроектовскими плотниками для свадьбы его друга и коллеги Романа Глезина. Задача размещения многочисленных гостей в тесной однокомнатной «хрущевке», казалось бы  невыполнимая, была успешно решена и реализована. Остроумная система элегантных горизонтальных деревянных настилов, размещенных в разных уровнях (насколько позволяла высота помещения), была связана ступенями и создала «дополнительные места». Свадьба стала «театральным действом» (сейчас бы это назвали «инсталляцией»). Праздник запомнился всем надолго.

Впоследствии конструкция широко использовалась, была очень популярна и бережно сохранялась пока не исчезла.

Этот частный эпизод, как мне кажется, дополнительный штрих к образу Юры Песоцкого, которого близкие друзья между собой любовно и кратко называли «Песок».

С.В. ГАЙКОВИЧ

Когда Юрий Маркович Песоцкий – Юра – Песок надевал пиджак, всегда этот чертов пиджачок оказывался мал. Несмотря на то, что Песок был по-спортивному строен и никогда в жизни так и не потолстел. Особенно досадно было, что и выданный Олимпийским комитетом России за участие в подготовке Белой книги Олимпиады 2004 года пиджак тоже оказался тесен! В общем, конечно, Юра сам виноват, всегда ему хотелось уйти от буржуазности и выглядеть спортивным мачо, вот он и выбирал на размер меньше. Впрочем, Песок и выглядел слегка постаревшим многоборцем-профессионалом до самого ухода.

Нам в «Студии-17» повезло чрезвычайно – по определению много общались с Песком. Пожалуй, только мастерская №6 Ленпроекта имела сходное везение. Юрий Маркович Песоцкий это ведь, прежде всего, Ленпроект на площади Революции, если забыть на секунду об Академии Художеств. Веревка – кафе, кто не знает. Дом Политкаторжан. Скамейки в сквере перед главным фасадом с колоннами. Александровский парк. Сухое вино, выпитое в Веревке - оно сублимировалось у Юры в весьма сочные и брутальные архитектурные формы и замечательные самодеятельные фестивали к «престольным праздникам». Наши, из мастерской номер четыре, актеры и режиссеры Гена Орешкин, Слава Игнатов, Вадик Чарторижский тоже были не промах. Но таких в буквальном смысле слова потрясающих праздников, как в шестой мастерской при Песке, нам и не снилось.

Уже шесть лет, как нет Песка, и не хватает его все больше. Прежде всего не хватает архитектора Юрия Марковича Песоцкого, лидера классического поздне-имперского брутализма в Ленинградской архитектуре. Проспект Гагарина, дома в Колпино, Варшавская улица, Коменданский аэродром, дом на Второй линии, множество других проектов. На мой взгляд, эти вещи объединяет пластическая скрупулезность, бескомпромиссность, приоритет формы перед функцией. Песок всегда работал остро и красиво отточенным карандашом. Кажется, что именно с него писал Ирвин Стоун портрет своего Рафферти Блума в романе «Камни его родины».

Юра обладал редким даром «камертона». В его присутствии хотелось быть выше качеством. Не то чтобы Песок был образцовым гражданином по стандартам морального кодекса строителя коммунизма – нет! Но в его присутствии трудно, например, было обронить матерное слово или рассказать пошлый анекдот или, того пуще, нарисовать или начертить какую-нибудь архитектурную гадость.

Вместо анализа творчества в памяти всплывают всякие праздники, поездки, «дни здоровья». Вот приключение начала девяностых. Мы с Песком отовариваем талон на масло. Масло в магазин завезли. но заведующая объявила покупателям, что оно суперхолодное, не режется и будет продаваться только завтра.  Стон негодования толпы в сто человек. Песок подбивает меня предложить наши услуги для разрезки масляного бруса. Предложение неожиданно принято и архитекторы режут проволокой масло. Через час ликование толпы и мы, популярные герои, уходим, получив свои полкило каждый. Больше все равно не дали!

Младшие коллеги подсказали мне правильное слово для характеристики Юрия Марковича – романтик. Да, это точно! И в этом смысле ему повезло со временем. Иногда девяностые годы двадцатого века называют лихими. Но на самом деле - это было замечательное  романтическое время мечты и надежд на реальное просветление страны. Тогда большинство приличных людей приникало к радиоприемникам и излечивалось от неприязни к своему государству. Среди них был и Песок, со всей страстью ненавидевший коммунистический застой. У Песоцкого в кухне, на одной из стен, некоторое время перед ремонтом можно было наблюдать странные пятна и брызги бежевого цвета. Эти пятна окружали чистый пустой прямоугольник размером А4. Прямоугольник был следом от ранее висевшего там портрета Леонида Брежнева, в который Песок не однажды плескал кофе из кружки в порывах благородной ненависти…

Романтизм и поиски благородства проявлялись у Юры еще и в профессиональном диссидентстве. Один из лучших архитекторов своего времени в Ленинграде и Петербурге никогда не пытался поступить в Союз архитекторов. По его мнению, эта всеми нами горячо любимая организация являлась духовной наследницей эпохи сталинизма и брежневского застоя, где ему, понятно, не было места. Такая этическая чувствительность большинству из нас была не по плечу.

К великому сожалению, романтизм современного Песоцкому мира целое десятилетие сопровождался экономическим спадом и слабой проектно-строительной активностью. Юрий Маркович в расцвете творческих сил разрабатывал нереализованные проекты, примерно так, как в двадцатые годы прошлого века это делали Мельников и Леонидов. Экономический подъем начала двадцать первого века застал его уже в состоянии слабого здоровья. Юре приходилось бороться с недугом, он вынужден был уйти из «Студии-17» к замечательному предпринимателю г-ну Гранквисту, который предоставил ему совершенно исключительные условия: гостиничный номер люкс с комнатой для творчества.

Непреходящим огорчением для нас является то, что разворот на относительно большие проекты произошел в родной для Песка «Студии-17», когда его уже с нами не было. Качество этих проектов безусловно было бы существенно выше, если бы мы делали их с Песком. Однако прекрасные воспоминания остались – и не только. Осталась с нами его эстетическая школа и отчасти духовные принципы. Применяем, как умеем.