Архитектурный Петербург
электронный бюллетень

Информационно-аналитический бюллетень

Союза архитекторов Санкт-Петербурга,

Объединения архитектурных мастерских Санкт-Петербурга,

Ассоциация СРО «Гильдия архитекторов и инженеров Петербурга»

Главная / Архив / 2014 / 05 / Слово в похвалу ордеру

Теория архитектуры

Слово в похвалу ордеру

Т.А. Славина,

архитектор

Помрачение профессионального сознания началось сто с небольшим лет назад. На рубеже XIX-XX веков понятие «современность» вдруг утратило привычный смысл. Прежде слово «современный» означало «одновременный, совместный, совпадающий во времени»1; теперь же синонимом «современного» стало новое, ранее не бывшее, отличное от всего «старого».

Нового и интересного было много: автомобили, аэропланы, радио, кино, телефон – невиданные скорости, незнакомые ранее способы коммуникации – и вообще Великий Прогресс и грядущие революции.

Архитектура отозвалась на зов времени поисками нового языка: вспомним Secession, Аrt nouveau и все разновидности модерна.

Увлеченные успехом, архитекторы пошли дальше. Для того, чтобы сформулировать кредо «современной архитектуры», потребовалось теоретическое ниспровержение фундаментальных установок деятельности прошлого.

Европейские лидеры этого движения отвергали: все ценности, выраженные языком архитектуры («Раньше памятники воздвигались в честь бога, отечества и справедливости; хотя мы ни во что больше не верим, мы сохранили этот обычай. Но этот обычай стал безнадежно неплодотворным»); вообще какие бы то ни были смыслы форм архитектуры прошлого: они «совершенно непонятны народу» («мы не знаем, что они должны были выражать»); идею «украшения» формы («орнамент – преступление»); метод историзма, трактованный, впрочем, некорректно, – как «возможно точное повторение старого» и т.д.2

Знаток русского зодчества и опытный архитектор В.В. Суслов предложил такую формулу архитектурного наследования: «Не форма, но принцип». Что такое принцип, было неясно. Авангардисты шли еще дальше. Один из признанных основоположников архитектурной эстетики «современного движения» К.С. Малевич писал: «Моя философия: уничтожение старых городов, сел через каждые 50 лет. Изгнание природы из пределов искусства, уничтожение любви и искренности в искусстве»3. Сомневаюсь, что он в самом деле думал так; но – по молодости – было сказано… На свалку истории было отправлено многое, и в том числе – ордер.

Прошло сто лет. Я читаю материалы обсуждения конкурса на проект Судебного квартала (Петербург, 2013). Жюри состояло из представителей элиты: шесть архитекторов, шесть деятелей культуры (писатели, артисты, музейщики) и восемь чиновников. Они выбрали проект М. Атаянца, построенный на использовании ордерной классики – в основном колонных портиков. Общественность, по словам члена жюри академика А.В. Бокова, предпочла архитектурное решение «значимое, солидное и монументальное».

Я не собираюсь обсуждать проект победителя конкурса, равно как функциональные и общие градостроительные проблемы застройки Ватного острова. Меня занимает суровая тональность критики, которую обрушили коллеги-архитекторы на формальные средства, использованные Атаянцем.

Основные аргументы «против» таковы: язык классики мертв, современный человек не способен прочесть его; копирование классических форм (один автор даже употребил термин «клонирование») недопустимо; из традиций можно использовать только симметрию и асимметрию, выразительность силуэта, отношения акцента и фона, цветовые контрасты и нюансы; ассоциации, вызываемые проектом (сталинский ампир, муссолиниевская архитектура) – атавизм, несовместимый с демократией и с политическим курсом современной России; общественное мнение и мнение властей города непрофессиональны, консервативны и мешают делать современную архитектуру; строительные технологии, адекватные классике, ушли в прошлое; и наконец, скорбное признание: мы уже не сумеем ни нарисовать, ни исполнить в материале классическую форму…

Итак, ордерная система. Верно ли, что язык классики мертв? Обратимся к истории. Происхождение ордера туманно. В Библии рассказано, как к иудеям явился некий Муж и показал, как надо строить Храм. Похоже, что греков в «темные века» посетил тот же самый Муж: в VII веке до н.э., в гомеровскую эпоху, появились – в Олимпии и Пестуме – храмы, композиция которых не имела предшественников. Стоечно-балочная система была известна – в Египте, на Крите – но только в Греции она стала ордером, обрела особые правила сочетания, пропорционирования, гармонизации частей – и особую выразительность.

Шесть веков спустя, в середине I века до н.э. римлянин Марк Поллион Витрувий написал трактат «Десять книг об архитектуре». Он подвел итог опыту, восходящему к эпохе Гомера, уделив ордеру особое внимание.

Прошло еще полторы тысячи лет, и мастера Возрождения, открывшие античость, открыли и труд Витрувия, чудом сохранившийся в средневековых монастырях. Если «технологические» рекомендации старого римлянина к этому времени устарели, то философия архитектуры и особенно теория гармонии, воплощенная в ордерном каноне, начали новую жизнь. Напомнив, что XV-XVI века в Италии были временем великого расцвета архитектуры, назовем лишь два имени: Джузеппе Бароццио да Виньола, Андреа Палладио. Великие мастера не только проектировали и строили: они стремились понять природу и суть архитектуры и рассказать об этом. Фундаментом вербального слоя профессии Возрождения, ее теории, стал трактат Витрувия.

Виньола писал об ордере так: «Я <…> поставил перед собою античные украшения пяти ордеров <…>. Я пришел к заключению, что те из них, которые по суждению большинства кажутся более красивыми и являют нашему взору большее изящество, обладают к тому же некиими определенными и менее сложными числовыми отношениями и пропорциями <…> Каждое наше чувство наслаждается этой пропорциональностью»4.

«Что есть красота и почему ее обожествляют люди» – до сих пор никто не объяснил; однако именно красота была главным критерием оценки архитектуры.

Итак, за две с лишним тысячи лет сложился, а в XVI-XVII вв. был достаточно хорошо формализо-ван (графически и в числах) массив информации о том, как человек должен обустраивать среду своего обитания в аспекте красоты. Ордер – основа классической архитектуры; «классический» по Далю – синоним «превосходного, примерного, образцового»5.

К тому же времени оформилась еще одна великая и почти столь же древняя архитектурная система – своды и купола, но о ней в другой раз…

Экстраполированный в градостроительное искусство, ордер предопределил порядок пространственной организации не только зданий, но и крупных объектов – обжитых территорий.

В XVIII веке культура ордера пришла в Россию в форме зрелого знания. Непререкаемыми авторитетами вначале были Витрувий, Виньола, в екатерининскую эпоху – Палладио. На протяжение двух с половиной столетий, вплоть до середины ХХ века, эту систему осваивает отечественная профессиональная культура. Высшим достижением на этом пути стал Санкт-Петербург, архитектурно-градостроительные традиции которого (классические традиции!) с блеском унаследовали ленинградские мастера. Менялись типы общественного устройства, менялись архитектурные стили – но константой, инвариантом петербургской (как и европейской) архитектуры, гарантом ее гуманистической направленности оставался ордер, укорененный в генофонде6.

Беда грянула в 1970-1980-е годы: отменили «украшательство», изучать ордера перестали, культура прервалась. Образовавшуюся пустоту в профессиональном сознании стали заполнять искусно сконструированные симулякры, – например, концепция тотального дизайна. Уже не помню, что это такое. Зато помню – и мои сверстники должны помнить – как упоительна была формула: «Архитектор – это Демиург!». Демиург, не меньше. И смежное с этим понятие «самовыражение». То есть архитектор имеет право на самовыражение, а если он помнит о своих обязательствах по отношению к «обывателю», то это называется «сервилизм». И помню, как областной градсовет рассматривал совершенно беспомощный проект дома для Выборга и как весь совет (и я, как ни стыдно) принял аргумент автора: «А я так вижу!»

Подведем некоторые итоги. В течение трех тысяч лет язык ордера был живым языком, и человечество понимало и ценило этот язык. Неужели за последние 50-100 лет оно – человечество – ослепло и оглохло?

Биологи и антропологи утверждают: Homo Sapiens, появившийся 40-50 тысяч лет назад (по другим данным – 400 тысяч) с тех пор не изменился как вид. Эволюция вида закончилась, но ее подхватила эволюция культуры.

Даже неловко говорить то, что говорю: настолько это общеизвестно.

По мере развития культура, архитектура в том числе, накапливала способы адаптации Homo sapiens к окружающему миру, т.е. способы удовлетворения его базовых потребностей.

Витрувий так определил суть архитектуры: «прочность, польза, красота». Очевидно, что «прочность» обеспечивается всем сводом технических знаний, которыми располагает человек в данный момент истории, и конструктивные средства, которыми пользуется архитектор, кумулятивно накапливаются. «Польза» связана с весьма объективными вещами – эргономикой, а также с функциональными особенностями разных житейских ситуаций, многие из которых еще при Витрувии отлились в удобные пространственные формы. (Например, амфитеатр – лучшая форма для ситуации «многие смотрят или слушают кого-то, кто находится на сцене», а стадион – непревзойденная форма для ситуации «многие наблюдают за состязаниями». Только промышленные объекты эволюционируют необратимо, но они – не для человека.) «Красота» же архитектуры, по мнению Витрувия, – это явление объективное и отражает совершенство божественного мироустройства посредством соразмерности и пропорций, симметрии, гармонии частей, и выражением ее служит ордер.

Сегодня мы назовем эту цель архитектуры информационным комфортом. Фундаментальные исследования раскрыли нам знаковую природу классического архитектурного языка. ВСЕ В ПОРЯДКЕ, сообщает нам ордер: весь мир (и наше тело) существуют в едином непрерывном ритме: вся живая природа (и музыкальная гармония, и наше тело) построены по единому правилу, называемому «золотое сечение».

Вертикаль, гениальное изобретение забытого кроманьонца, – знак направленности земного тяготения, которому подчинен Homo erectus. Это шестое чувство, для которого в нашем теле есть соответствующий орган – вестибулярный аппарат. Классический язык сообщает нам о земном тяготении трижды: во-первых, вертикалями зданий (стойка, колонна, обрез стены), во-вторых – движением фасада от «тяжелого» низа к «легкому» верху, в-третьих – энтазисом колонны, как бы слегка сплющенной собственным весом и весом антаблемента.

Пизанская башня – сигнал катастрофы, которая, к счастью, никак не наступает. Но ведь кто-то смеет сегодня ставить новое здание под углом к горизонту, провоцируя у зрителя постоянный выброс адреналина!

Есть и менее пафосные, но вполне убедительные свидетельства объективной ценности ордерного языка. Первое – это международный туризм, в программах которого Петербург числится одним из красивейших городов мира. Второе, извините, рынок. Сравните цены на квартиры в самых что ни на есть современных районах с ценами в «классическом» центре, где даже обнаружился особый вид жилья – «видовая квартира», т.е. с видом, допустим, на Горный институт… Непрофессионалы «голосуют рублем», и ни Сталин, ни Муссолини тут ни при чем.

Витрувий живет в культуре наших дней – формулой «прочность, польза, красота» и рисунком Леонардо да Винчи, известном как «Витрувианский человек» и ставшем символом гармонии человеческого тела и гармонии Человека и Вселенной. О прочем же архитекторы как-то забыли.

Никто из профессионалов-архитекторов, критиков проекта Атаянца, не раскрыл своего представления о «современной архитектуре». Я нашла такое определение в одном из недавних журналов (фамилию автора, к стыду моему, я не записала): «Современная архитектура – это дизайнерская упаковка потребительских функций». Я согласна. Добавлю: упаковка одноразовая...


1. В.И. Даль. Толковый словарь живого великорусского языка. Т. 4. С. 256.
2. Извлечения из текстов О. Вагнера, А. Ван де Вельде, А. Лооса. См.: Мастера архитектуры об архитектуре. С. 67, 69, 83, 86, 143, 145, 155.
3. Цит. по кн.: Эткинд М. Г. Александр Николаевич Бенуа. Л.; М., 1965. С. 86.
4. Дж. Б. да Виньола. Правило пяти ордеров архитектуры. Пер. А.Г. Габричевского. М.,1939. С. 14
5. В.И. Даль. Там же. Т. 3. С. 113.
6. Хайт В.Л. Классика – навсегда!? // Проблемы российской архитектурной науки. Сборник трудов членов отделения архитектуры РААСН. М., 1999, С. 49-51.

 

©  «Архитектурный Петербург», 2010 - 2020