Многоцветье или… многоязычие?

Становятся общим местом рассуждения о массовом исходе россиян в дальнее зарубежье, но мало кто задумывается о сложнейших механизмах их адаптации за «бугром». А между тем главную функцию адаптации этих людей берет на себя язык. С некоторой долей преувеличения можно, пожалуй, признать, что контекст в его архитектурном значении есть не что иное, как язык, на котором говорят все или большинство, т.е. реальная среда, в которое погружается новое здание. Вот почему язык, на котором «говорит» здание в реальной среде, тем более в среде огромного мегаполиса, коим является Петербург–Петроград–Ленинград, становится фундаментальным основанием или пропуском в вечность, если угодно. Не всякий зодчий способен получить этот пропуск. Далеко не всякий мастер из ныне действующих его уже получил. И надо заметить, что пропуск этот –  не индульгенция, и всякий, кто приступает к архитектурной работе, должен помнить, что пропуск этот надо подтверждать всякий раз, ибо никто и никогда не может быть застрахован от ошибок.

 Эту вступительную ремарку я позволил себе неспроста. Герой моего повествования своей неустанной и очень продуктивной работой вот уже двадцать лет подтверждает статус стремящегося получить этот пропуск и, надо сказать, не безуспешно.

 Архитектор Евгений Львович Герасимов заявил о себе в 1992 году постройкой жилого дома на Бухарестской. При этом заявка прозвучала не просто обещающей, а воистину блистательной! В условиях еще в общем-то советских ему удалось заговорить на языке совершенно ином, не советско-модернистском что-ли,  а весьма и весьма непривычном. Язык этот ретроспективен, изысканно романтичен, пластичен и отсылает к чему-то очень симпатичному, европейскому, загадочному и неведомому. Точный адрес установить невозможно, да это и не важно. Но главное заключалось не только в языке, который оказался безусловно иным. Главное заключалось в создании индивидуального, почти интимного внутреннего пространства, насыщенного человеческим масштабом. Впрочем, это сложилось не спонтанно, случайно или по авторской прихоти. Это изначально было заложено в концепции плана жилого комплекса, в котором все жилые помещения были последовательно ориентированы во внутреннее пространство. Во всех тщательно проработанных деталях, начиная от остроумно и красиво прорисованной доминирующей в ансамбле и слегка развернутой башни и заканчивая индивидуальными по замыслу и исполнению плафонами наружного освещения, просматривается мощная личность, вполне самодостаточная, наделенная художественным вкусом и волей.  Комплекс этот заметно выделился в среде абсолютно безликой, аморфной и вялой. Более того он, как мне кажется, уверенно заявил о начале новой социальной эпохи. Замкнутый на себя, этот ансамбль отвернулся от соседей, показал им, что он иной:  характерный, но и тактичный, яркий, но и пластичный и, конечно же, со своим внутренним миром. Дебют состоялся и, как выяснилось впоследствии, стал визитной карточкой успешно начинающего мастера.

 Следующая работа, исполненная уже в 1996 году в границах утвержденного генерального плана, переносит нас в условия почти идеального ландшафтного окружения.

 Крестовский остров. Заповедная парковая зона, тесно связанная с существующей застройкой вдоль берега Средней Невки, – площадка уникальная!  Победив на конкурсе проектов генерального плана в преддверии неизбежного уже в то время строительства на Крестовском, Евгений Львович получил, как говорится, и «право первой ночи». Квартал, который ему был предоставлен как победителю конкурса, символически и абсолютно справедливо получил название «Зеленый остров». И действительно, так деликатно отнестись к существующим зеленым насаждениям и окружающей застройке может только очень тонко чувствующий мастер. Этот проект, равно как и предыдущий, также замкнут и также обособлен. Однако между ними имеются и существенные различия. Если внутреннее пространство дома на Бухарестской, а также и его внешний периметр демонстративно противопоставлен окружающей застройке, то в комплексе «Зеленый остров» многое сделано иначе. Внешний периметр фасадов, исполненный из обыкновенного кирпича под штукатурку, очень деликатно рустован и чутко реагирует на планировочную ситуацию: где необходимо обходит рощу деревьев, а где появляется плечо соседа, делает примыкание к нему деликатным через креповку или башенку. Очень живописно и разнообразно решено внутреннее пространство двора, приподнятого над внешними проездами и подходами.  Артикуляция экстерьера этого двора уместно оживляется красиво нарисованными входами и фронтонами над ними. Очень рационален и понятен в условиях возросшего масштаба  автомобильного движения увод личного автотранспорта в подземный паркинг, размещенный под добротно исполненным  дизайном внутреннего двора. И, наконец, последнее и может быть самое важное: высота всего комплекса не превышает пяти этажей. Последнее обстоятельство мне представляется особенно существенным, поскольку последовавшее за этим комплексом строительство жилья ограничений по этажности, к сожалению, не имеет или почти не имеет, что заметно снижает парковый характер застройки. И это несмотря на утверждённый генеральный план.

 Эти две яркие и, я бы сказал, знаковые работы сразу же привлекли общественное внимание и внимание заказчиков. Поэтому не следует удивляться тому, что в портфеле заказов мастерской Е.Л. Герасимова появился новый и достаточно неожиданный объект – «Еврейский Санкт-Петербургский общинный дом» на Разночинной. Весьма любопытно, что аббревиатура ЕСОД в переводе с иврита означает фундамент. Так вот, в этой работе Евгений Львович удивил неожиданностью решения. Вместо, казалось бы, ожидаемой ретроспекции появляется здание вполне современного, модернистского толка. Выскажу свое субъективное мнение: получился шедевр!  Не заигрывая с соседями, как бы отворачиваясь от них, плотное тело здания напоминает некое укрепление, даже крепость. Эта метафора и символически и стилистически возвращает образы святого города в Петербург. Обилие глухих стен, их цвет и фактура очень напоминают постройки Иерусалима, исполненные, как известно, из блоков твердого песчаника. Оконные проемы узки или их и вовсе нет, обилие систем верхнего света, исполненных с достойным качеством, превосходный дизайн элементов главного входа – все свидетельствует о высоком качестве и работ, и проекта. Элемент символики пришел даже в такую прозаическую вещь, как плафон верхнего света в библиотеке. Рисунок его остекления повторяет один из главных символов иудаизма, – минору. Уместно будет сказать, что превосходный дизайн проникает буквально во все структуры здания, но не производит впечатления навязчивости.

 Нарушая хронологию восхождения к крупнейшей и, возможно, важнейшей постройке Е.Л. Герасимова, невозможно оставить без внимания очень смелый и, безусловно, удачный проект жилого дома на Невском проспекте, д. 137.

 Если взглянуть на застройку Невского проспекта от площади Восстания до площади Александра Невского, то легко убедиться в том, что характер ее архитектуры сложился к концу XIX века как в меру эклектичный, с привычным масштабом так называемой фоновой застройки, несмотря на определенную пестроту и порой некоторую несогласованность ее частей.

 Одним словом, шедевров нет, а тем более тех, которые бы «потянули одеяло на себя». Возникает вопрос: а может им здесь и не следует быть? Ведь существует же блистательный Невский проспект от Адмиралтейства и до площади Восстания, и… довольно? Евгений Львович предложил и реализовал решение парадоксальное и в то же время тактичное... Совместить оба этих начала не каждому удается. И действительно, как впрячь в одну телегу «коня и трепетную лань»? В этом здании зодчий еще раз убедил в неистощимой фантазии и мастерстве. Он смог показать, что эклектическая тема фланкирующих комплекс флигелей слева и справа по Невскому проспекту неожиданным образом может подготовить скачок некоей арки, которая окажется способной связать в единое целое все: и смелый дизайн XXI века, и авангард двадцатых минувшего, и скромный XIX-й. При этом в целостное внутреннее пространство комплекса удалось включить реально существующее здание, которое оказалось фактически формообразующим элементом всей композиции.

 В числе многочисленных проектов, реализованных до прихода тучных нулевых, конечно, следовало бы упомянуть и пример работы в рамках так называемого «чистого» стиля. Я имею в виду строительство на Крестовском острове отеля, более известного как «Пятый элемент». На пятне развалившегося еще в советское время ресторана «Восток» был возведен объем отеля, стилистическая структура которого оказалась свободной от контекстуальных влияний. В связи с этим была сформулирована программа возведения объекта дворцово-парковой архитектуры средствами современной пластики. Эта очень интересная программа с незначительными издержками была успешно осуществлена.

 Осевая композиция, ориентируемая зеркалом вытянутого в пространстве озера, усиленная открытым патио с масштабным стеклянным сводом, внутри которого тщательно проработан дизайн малых форм, – все вместе взятое, помноженное на превосходное качество строительства, конечно же, работает! Однако «суховатость» и некая жестскость в прорисовке и сборке элементов облицовки наружных стен несколько снижают художественное впечатление от очень целостной и безусловно выразительной композиции.  Суммируя впечатления от вышеперечисленных построек, не могу не признать факт убедительнейший: работа молодого зодчего безусловно утверждает разнообразие, «многоцветье» творческого метода, гибко реагирующего на «обстоятельства места и времени», которые в сущности и являются фундаментальной основой всякого успешного строительства.

 Однако решающие «испытания на прочность» еще только начинались, ибо главный экзамен на «пропуск в вечность» у Е.Л. Герасимова еще только предстоял.

 Классика… Чарующее, завораживающее и загадочное слово, особенно в Петербурге. Это и понятно, потому что оно вековечно слито с духом Петербурга, духом неповторимых эпох Петра Великого, Екатерины и Александра. Дух имперской классичности, воспетый русскими, французскими и итальянскими мастерами, поднял планку «римской образцовости» в Петербурге на недосягаемую высоту. Напомню, что говорил по этому поводу Александр Бенуа в 1902 году:

 «Он если красив, то именно в целом или, вернее огромными кусками, большими ансамблями, широкими панорамами, выдержанными в известном типе, – чопорном, но прекрасном и величественном…».

 Я вспомнил о целостном понимании Петербурга А. Бенуа не случайно. Ведь появление любого строения рядом с Александринкой, –  шедевром высокого классицизма К. Росси, – огромный вызов всегда и для всех! И что же?

 Вызов оправдал себя? Ансамбль устоял? Ансамбль получил новые краски?

 Отвечая в порядке формулируемых проблем, скажу, что и вызов себя оправдал, и ансамбль устоял и получил, разумеется, новые краски… да еще какие! Не часто в Петербурге можно увидеть классические интерпретации, воплощенные с истинно европейским качеством и стилистической чистотой.

 Не часто, особенно в последнее время, в Петербурге можно увидеть столь крупную постройку, которая так тактично и в то же время так ярко заявила о себе в рамках классического. В этой работе, как мне кажется, Евгений Львович ясно и отчетливо заявил о себе, как о мастере зрелом, уверенным в себе и мудром. Каковы же слагаемые этого успеха?

 Функциональная особенность этого семиэтажного здания, насыщенного сложной современной инфраструктурой обслуживания, была укрощена волей творца и перевоплотилась в компактный четырехэтажный объем, скомпонованный на ясных классических основаниях. Два нижних рустованных этажа несут на себе два, а по сути четыре полноценных этажа, с удлиненными оконными арочными проемами, остроумно распределёнными на глади стены всех четырех фасадов. «Скрепами» этого объема являются четыре ризалита, разведенные по четырем углам здания, усиленные мощными балконами с атлантами, балюстрадой и выразительной скульптурой (скульптор Владислав Маначинский). В своей верхней части эти ризалиты структурируют аттиковый этаж и таким образом завершают пластический рисунок всей классической композиции. А самое удивительное заключается в том, что эта вполне столичная по своим качествам постройка оказалась встроенной в ряд других зданий, менее, скажем, интересных, но вполне достойных и разных. Таким образом, ансамбль на площади получил, наконец, свое органичное завершение.

 Как уже отмечалось, творческая работа Е.Л. Герасимова многоцветна и многоязычна. Она рассказывает о многогранности его метода и дарования. Хотелось бы пожелать ему в его дальнейшей работе, в том числе и в совместной с архитектором С. Чобаном, неизменно следовать этим же принципам и критериям, ибо только такой путь, как представляется, является истинным. Он всегда будет продуктивным и поучительным, несмотря на сложность и кажущуюся противоречивость. Впрочем, такова и сама быстро меняющаяся, обновляющая свои краски и многоязычие жизнь.