«Архитектурной практике России реформы необходимы…»

В соответствии со сложившимся порядком вещей российский архитектор отвечает не за построенный объект, а лишь за проектную документацию, что не может не сказываться на конечном результате.
Ведущая роль архитектора в строительном процессе на Западе закреплена законодательно. России необходимы в этой сфере серьезные реформы. Какие ключевых шаги стоило бы предпринять, чтобы быстрее достигнуть западных стандартов архитектурной практики, сформировавшихся постепенно, эволюционным путем?

Ф. Хофманн. Архитекторы в Германии работают независимо и предлагают обширный спектр услуг: от первого эскиза проекта до сдачи готового объекта. Они также делают то, чего в России вообще нет: они отвечают за бюджет стройки, с самого начала определяют, сколько будет стоить объект, предлагают заказчику инвестиционную стоимость этого проекта и потом, в ходе проектирования и строительства, стремятся к тому, чтобы окончательный бюджет не превысил ту сумму, которую они определили в самом начале процесса. Ведь у архитекторов окончательный результат их работы не красивые картинки, а качественно построенный объект, который соответствует всем требованиям потребителя и заказчика к эксплуатации, согласован с историческим контекстом, оптимален с точки зрения экологии, экономии ресурсов, комфорта. И этого можно добиться только тогда, когда архитектор участвует во всем процессе проектирования и реализации проекта.
По моему мнению, такую комплексность обязанностей надо перенимать и в России. Но как это сделать? Конечно, я хорошо знаю российские условия, то, что здесь многое делается стихийно, многое делается с недостаточной технической подготовкой со стороны строительных предприятий, но я все-таки иностранец, и я помню русскую поговорку – чувствуй себя как дома, но не забывай, что ты в гостях.

Когда произошло объединение Германии, сформировалась ли на тот момент в ФРГ такая комплексность роли архитектора? А в ГДР?

Ф.Х. В ФРГ сформировалась. Гражданские законы имеют в Германии многолетнюю историю, с момента послевоенного восстановления страны наработан большой опыт в этой сфере. И для архитекторов на Востоке было счастьем, что мы обладали именно таким законодательством. По поводу ответственности архитектора: я лично всегда ощущал такую ответственность за объект и в условиях ГДР.

Но была ли значительна разница между законодательством ФРГ и ГДР на момент объединения Германии? Сложным ли оказался переход на западногерманские стандарты?

Ф.Х. До объединения мы даже не знали, что нас ждет. Законодательство ФРГ было для нас совершенно новым. Оно основано на частной собственности на землю, а в ГДР земля принадлежала народу, и, чтобы выполнять законодательные нормы, сперва надо было приватизировать землю, распределить ее среди собственников, и потом, на базе этой частной собственности, по заказу собственника или застройщика, уже строить.
Это было очень большим изменением для нас: архитектор ГДР отвечал за свою работу только перед обществом, перед народом, ну а «народ» – это очень общее, абстрактное понятие. Проектирование отличалось более высоким субъективизмом, чем сейчас, т. к. законодательство ФРГ опирается на демократическое, объективное обсуждение всех важных вопросов, и решение по проекту принимается всеми, кого он касается, физическими и юридическими лицами: это могут быть местные фирмы или жители. Если у меня есть заказчик, который хочет построить дом на своем участке, сперва он должен спросить своего соседа: не против ли тот и какие для него могут возникнуть трудности из-за этого строительства? И это совершенно иная ситуация, чем в ГДР, где соседи были вынуждены лишь учитывать то, что получилось. Претензии с их стороны, конечно, могли быть, но они не влияли на результат строительства.

Сразу после слияния ГДР и ФРГ и перехода Восточной Германии на новое законодательство был ли период острой конкурентной борьбы с западными коллегами?

Ф.Х. Да, конечно, конкуренция была, но сначала наши коллеги из западных земель нам значительно помогли. Я в 1990 г. впервые попал в ФРГ, на ганноверскую выставку, и коллеги помогли нам освоить и законодательство, и новые технологии, помогли понять что это значит – работать как частное архитектурное бюро. Конкуренция возникла позже. К тому же мы, архитекторы ГДР, тоже были опытными специалистами, занимались разными проектами, и этот опыт помог нам пережить сложные времена. Но, несмотря на это, архитектор с Запада имел одно преимущество перед восточным архитектором: у него было имущество, деньги. Мы на Востоке начинали с нуля. С накопленными в сберкассе деньгами заниматься учреждением бюро было невозможно. Старт-ап архитектурного бюро стоит больших средств: надо купить компьютеры, программное обеспечение, арендовать помещение. Поэтому структура архитектурных бюро в восточных землях несколько иная, чем в западных: на Востоке архитектурные бюро имеют максимум 10 сотрудников. А крупные бюро, работающие на международном уровне, существуют почти исключительно только на западе Германии.

Вы упомянули в своем докладе проектные институты по 400 сотрудников. Они пережили конец ГДР?

Ф.Х. Проектирование в ГДР, как и в СССР, было по преимуществу государственным, эти проектные бюро подчинялись домостроительным и другим строительным комбинатам. Была задача приватизировать комбинаты и вырвать из структуры этих предприятий проектные учреждения. Там изменилась ситуация: проектировщик больше не подчинялся производству или директору СК, но стал самостоятельным. В Лейпциге, например, получилось так, что некоторые архитекторы сообща выкупили свой проектный отдел у ДСК, стали самостоятельным бюро с таким же количеством сотрудников, как и во времена ГДР, и эти крупные предприятия достаточно хорошо работали, у них были заказы, причем даже большие, так как шло широкое восстановление жилого фонда, реконструкция панельных домов. Эта ситуация в конце 1990-х годов резко изменилась, и некоторые из этих крупных компаний закрылись, т. к. заказов в итоге оказалось недостаточно, чтобы обеспечить оплату стольких сотрудников. Кто-то справился, кто-то нет, я в этой ситуации перешел на международный уровень, начал работать в России.

Поговорим о роли Палаты архитекторов в Германии. В Великобритании в соответствующий орган — Комитет регистрации архитекторов (ARB) — заказчик может пожаловаться на архитектора, в ответ его могут оштрафовать или даже лишить лицензии. Исполняет ли такие функции немецкая Палата архитекторов?

Ф.Х. Палата не контролирует профессиональную практику своих членов, архитектор независим и может проектировать так, как хочет. Заказчик может обратиться в Палату, и та постарается уладить конфликт, привлечет независимых экспертов. Ведь так же неправильно может поступить застройщик или заказчик, а через Палату такие конфликты улаживаются на добровольной основе. Если же дело дошло до суда, то Палата может предоставить помощь юристов. Но сама Палата никого не наказывает, зачем: мы, ее члены, независимы, получилось бы, что мы штрафуем сами себя.
Приведу случай из своей профессиональной практики: мы сделали очень красивый проект, маленький жилой комплекс в горах. Заказчик предъявил очень конкретные требования. Мы сдали этот проект и ждали от него подпись для заявки на получение разрешения на строительство. Заказчик отказался его подписывать, заявив, что проект не может получить такое разрешение, так как мы забыли несколько важных элементов. Но здесь сыграли роль финансовые вопросы: так как на тот момент нам не заплатили, поэтому мы и не показали заказчику некоторые детали проекта, которые позволили бы в дальнейшем его утвердить. Конфликт решался в суде, Палата нам предоставила независимого эксперта, который проверил наш проект. Ему мы рассказали о тех деталях, о которых не сообщили заказчику. Эксперт выступил перед судом, нас оправдали, но гонорар мы так и не получили, т.к. заказчик обанкротился. Но результат был положительным, т.к. мы доказали, что сомневаться в нашем профессионализме причин нет.
Я бы сказал своим российским коллегам, что иногда им тоже нужно демонстрировать способность отстаивать свою репутацию и успешно защищать свои права.

Содержание и стадийность проектной документации в России и за рубежом заметно отличаются. Однако они разнятся от страны к стране и на Западе. Нужно ли приводить формат российской проектной документации к единому стандарту и к какому именно?

Ф.Х. Это сложный вопрос, но ясно одно: реформы необходимы. В ходе своей практики в России мы узнали, что в отдельных областях сохранились стандарты и нормативы еще довоенного времени. Я занимался проектами применения возобновляемых источников энергии в сфере деревообработки. И там действуют ГОСТы 1936 года, сталинского времени! Требуется изменение этой системы, но как это сделать – я не знаю. Немецкая система в этом отношении довольно сложная, сверхнормированная. Когда все следует делать только наилучшим способом, это ограничивает возможности для реализации объектов и определения стандартов. Требуется разумный, наиболее близкий к человеку подход. Мы, архитекторы, всегда боимся нормирования. Например, появляются новые системы, скажем, «зеленых» стандартов. Я отношусь к этому немного критически: помогает ли это вообще или это лишь средство для повышения стоимости сооружения как объекта недвижимости? Пока это неясно.
Техническое регулирование — это наша большая проблема на протяжении всего постсоветского периода. Но пока дальше обсуждения возможных перемен дело не продвинулось. Вероятно, это одна из причин предоставления властями свободы от архаичных местных нормативов на отдельных образцово-показательных стройках, таких как Сколково и Сочи. Или их планов по использованию западных проектов для этих же территорий как «типовых» («повторного использования»). Но можно ли это считать выходом из положения?
Ф.Х. Запустить образцово-показательный проект, а потом на базе образцового проекта перейти к серийному производству – это привычный технический стандарт, который можно применять и в России. Но это зависит от многих факторов: кто участвует в этом проекте, каков результат его реализации и т. д., и на этом основании следует рассчитывать дальнейшие действия. Следует задать рамочные условия и уже на базе этих условий перейти к серии, общенародному использованию. Это процесс похож на то, как за английскими лужайками ухаживали в течение сотен лет, пока не добились результата, который мы с восхищением наблюдаем сегодня.

Участие жителей в городских проектах на Западе давно стало нормой. В России, несмотря на присутствие параграфа о публичных слушаниях в Градкодексе, нововведения приживаются с трудом. В последнее время возникло предложение задействовать общественное мнение лишь при рассмотрении местных – нестратегических – вопросов, как более понятных «человеку с улицы». Возможна ли такая «урезанная» демократия?

Ф.Х. Я в данном случае не вижу разницы между стратегическими и нестратегическими проектами. Участие жителей требуется во всех проектах: крупных, маленьких – размер не играет никакой роли. Когда в Германии разрабатывается план застройки, тогда обычным является публичное участие до 20 заинтересованных субъектов. Это могут быть муниципалитеты, физические лица, компании, предприятия коммунальной инфраструктуры. Они обязательно должны участвовать: бывали случаи, когда не спросили о мнении одного участника процесса, и проект затем задержался на несколько лет. Процесс согласования требует длительного времени, и если потом найдется один человек или компания, которые запрещают строить без их согласия, это не только моральный ущерб, но и денежные потери, а если это инфраструктурные проекты, то это и потери всего общества – ведь мы все платим налоги, чтобы нам затем была предоставлена хорошая инфраструктура, здоровая, экологичная среда. Это, конечно, касается и архитектурного облика городов: серьезная ошибка в этом случае – большой ущерб для всех.

То есть существует закон, позволяющий одному участнику затормозить весь процесс?

Ф.Х. Нет, это не закон, это его право. У нас же демократия, поэтому надо спросить всех, даже если на это потребуется длительное время.

Российское профессиональное мнение отдает предпочтение типу архитектурного конкурса с предварительным рассмотрением портфолио — заказному. Какая разновидность конкурсов лучше, на ваш взгляд?

Ф.Х. Это, конечно, решение застройщика. Если он хочет объявить закрытый конкурс, это его дело. Но я всегда предлагаю, особенно в сложных архитектурных ситуациях, провести открытый конкурс, возможно, в два этапа: сперва определяется несколько лучших участников, а потом среди них проводится конкурс по конкретной теме. В Германии широко пользуются этим инструментом: в прошлом году там было проведено 3 тысячи открытых архитектурных конкурсов. Я не знаю, сколько их было в России, но нам в Германии это очень помогает найти верное решение. Если вы посмотрите на немецкие города с их качественной средой или обратите внимание на отличную городскую среду в Японии, где тоже проводится очень много конкурсов, вы поймете, какой хороший результат можно получить с помощью конкурса, посредством обсуждения разных вариантов. Ведь наша жизнь не черно-белая, в ней есть много оттенков, и в каждом случае надо выбрать самый подходящий «цвет».


Интервью подготовлено Ниной Фроловой
(по материалам, предоставленным журналом «Архитектурный Вестник» - см. АВ, 2013, №1)